Филипп Ванденберг - Вторая гробница

– Никогда, – заявил Картер, – я останусь здесь.

Навилль долго смотрел на Говарда, и чем дольше он наблюдал за ним, тем отчетливее понимал, что молодой человек не шутит.

– Вы не против, если я сам отправлю людей по домам, мистер Картер? Вы организовали это мероприятие, вы и должны решить.

Говард ничего не ответил. Он с присущим ему упрямством смотрел в пустоту.

– Картер, – повторил Навилль, – мне самому отправить народ по домам?

– Делайте что хотите! – вскричал Говард, и Навилль исчез в проеме.

Издалека Картер слышал его голос, но не мог разобрать, о чем тот говорит. Он только съежился, когда вдруг раздался громкий шум. Язвительный хохот резал слух. Крики становились все громче.

– Фараон, фараон!

Больше всего на свете Говард сейчас хотел замуровать стену изнутри, так ему было стыдно!

Спустя час после того как шум снаружи стих, в проеме показался силуэт и Картер услышал голос:

– Говард, это я, Элизабет. Не будьте ребенком, выходите наружу!

Говард молчал. «Почему леди Элизабет?… Почему именно она причиняет такую боль? Зачем она меня унижает?» – думал он. Ему хотелось побыть одному и никого не слышать и не видеть. И чтоб его никто не видел.

– Оставьте меня в покое! – взревел Картер, не поднимаясь из своего угла.

Силуэт исчез, и постепенно наступила тишина. Говард не знал, Как Долго он смотрел в пустоту. Керосиновая лампа уже давно погасла. Лишь через дыру в стене падал слабый свет. Он судорожно пытался привести круговерть мыслей в порядок, разработать план, как ему избежать еще большего позора.

В стенах гробницы зазвучал тихий смех. Смеялся сам Говард, вспомнив, как когда-то Сара Джонс сказала ему, что будет гордиться, если однажды Картер вернется в Сваффхем знаменитым археологом. Знаменитым археологом? Знаменитым неудачником! Как жестока порой может быть жизнь!

Уже вечерело; должно быть, на землю опустились сумерки по тому что света в проеме больше не было. Говард наконец отважился подойти к выходу. Он вдохнул свежий воздух, как умирающая рыба. На мгновение он даже подумал добровольно покинуть свою тюрьму, но тут ему почудились голоса. Он снова забился в угол где просидел до этого весь день. Там он чувствовал себя защищенным. Защищенным от насмешек, и шуток, и сострадания – самого неприятного из всех чувств.

Постепенно жуткая тишина окутала его невидимым покрывалом. Иногда Говарду казалось, что он слышит, как скребутся мыши и шуршат жуки, а может, ему казалось, что это струится песок. «Утром, – думал он, – я выйду из своего убежища». Будто один день сможет изменить ситуацию. Он хотел пойти к Навиллю и сказать, что увольняется и возвращается в Англию. С этой мыслью Говард и заснул.

Картера разбудил скрип колес. Он не спал почти пять суток и неимоверно устал после долгой поездки. Когда состав отправился из Дувра, Картер немного вздремнул. Наконец поезд остановился.

– Лондон, вокзал «Виктория»! Лондон, вокзал «Виктория»! – громко кричал мужчина в униформе.

Родная речь показалась Говарду приятной на слух. И даже та чопорная сдержанность, с которой пассажиры сходили на перрон, радовала молодого человека. Англия вновь приняла его. Говард отправил матери телеграмму о том, что он приезжает, и надеялся, что она встретит его.

С трудом вытащив на перрон чемодан и завязанный пакет с восточными сувенирами, он искал глазами в толпе мать. Вокруг него люди радостно приветствовали друг друга, целовались, обнимались, жали руки. Минут десять он напрасно искал в толпе знакомое лицо, потом позвал носильщика:

– К кебам!

Лондон встретил Говарда ясным голубым весенним небом. Картеру казалось, будто город вычистили специально к его приезду. Пыль и грязь, постоянные спутники Говарда в последние годы, исчезли. И даже запряженные в экипаж лошади, которые в Луксоре и Каире источали зверский запах, здесь распространи приятные ароматы, как на скачках в Эскоте.

– Рич Террэс, 10, пожалуйста! – Картер заплатил носильщику и сел в черный фаэтон.

Извозчик повторил адрес, приветливо кивнул, и экипаж тронулся. После того как они свернули с Букингем-Пэлэс-роуд в Гровенорские сады, извозчик обернулся на козлах и дружелюбно спросил:

– Вы путешествовали, сэр?

Картер кивнул.

– По Египту. Луксор, Каир, Александрия.

– Господи милостивый! – вскрикнул извозчик. – В колониях! В Африке!

– Ну да! – рассмеялся Говард. – Собственно, Египет не британская колония.

– Разве нет? – удивился извозчик. – Но газеты полны сообщений об успехах лорда Китченера. Значит, он командует египетской армией.

– В общем, правильно, – ответил Картер, – но вам все равно не стоит верить всему, что пишут в газетах. Следите-ка лучше за дорогой, мистер.

Целыми и невредимыми они добрались до Рич Террэс. Несмотря на то что это место было расположено в центре Кенсингтона, одного из самых богатых районов Лондона, вид у него был несколько провинциальный. Маленькие узкие двухэтажные домишки громоздились один над другим, что было нередко в городе, к тому же они были похожи друг на друга как две капли воды и их легко можно было спутать. Дом под номером 10, на фасаде которого некогда белая краска от времени превратилась в мутно-серую, не был исключением.

Говард подергал за дверной звонок и после того, как никто не открыл, с силой постучал в дверь. Долгое время ничего не происходило. Наконец на пороге показалась Марта Картер. Говард испугался. Было около полудня, а мать стояла в изношенном домашнем халате. Очевидно, она не нашла времени, чтобы переодеться.

– Ах, это ты, – произнесла она без особых эмоций. «Ах, это ты» – будто она видела Говарда еще вчера.

Говард безуспешно попытался ее обнять, и она равнодушно спросила:

– Ты хорошо доехал, мой мальчик?

– Да, – ответил Говард, – если не принимать во внимание трудности, связанные с четырехдневным плаванием из Александрии в Геную, путешествие на поезде по Франции и переправу из Кале в Дувр. Признаться, я смертельно устал.

К тому же Говард чертовски проголодался: во время тяжелого путешествия он ел только то, что взял с собой в дорогу, и то, что предлагали вокзальные торговцы. Но Марта Картер предложила ему только чашку чая. Говард ожидал, что мать засыплет его вопросами, будет расспрашивать, как он жил в Египте, но этого не произошло. Собственно, он был рад этому, потому что не хотел называть истинной причины своего возвращения на родину.

В доме, порог которого он не переступал вот уже много лет, казалось, все было по-прежнему, но Говарда не покидало ощущение, что здесь теперь живут чужие люди. Картер занес свой чемодан в комнату на верхнем этаже, где прошло детство его старших братьев – Сэмюеля, Вернета и Уильяма, и тут услышал голос матери. Она уже некоторое время готовила чай в кухне, на первом этаже.