Милош Кратохвил - Магистр Ян

ДʼАйи раздраженно махнул рукой:

— Вы, достойный брат, недооцениваете Гуса. Его ересь — необычная. Она опасна не только для святой церкви, но и для мирян. Поверьте, я не преувеличиваю это. Однажды я допрашивал Гуса сам. Меня охватил ужас от его слов.

Забарелла заметил, как побагровела пергаментная кожа на висках и щеках собеседника. Черт знает, что кроется тут? Старику нечего разыгрывать комедии. Он в самом деле чем-то одержим. Тонкие губы дʼАйи без передышки изрыгали хулу. Забарелла утомился, слушая его, и не мог понять, почему один из самых сильных кардиналов набросился на чешского еретика.

«Да, — рассуждал Забарелла, — Гус опасен. Однако он не заслуживает того, чтобы им занимались кардиналы. Для него достаточно инквизиторов». Забарелла увидел в дʼАйи человека, который пожелал сделать из мухи слона. Но какой прок от этого кардиналу дʼАйи? Известен старый принцип: интересуйся не столько тем, что человек делает, сколько — почему он это делает? Забарелла подумал, почему беспокоится дʼАйи… и сразу понял: после папы, Сигизмунда и собора дʼАйи тоже не прочь сделать карьеру за счет Гуса. Ясно, как божий день. Не случайно дʼАйи повсюду носился с пугалом давно известного еретика и пытался внушить, что он, дʼАйи, — спаситель церкви от еретической заразы, угрожающей, мол, всему миру. Ему хотелось сыграть роль святого Георгия, победившего дракона. Идею спасителя церкви он позаимствовал у Сигизмунда. Навязывая свой порядок заседаний, дʼАйи задумал начать работу собора шумным процессом. Идею эффектного начала собора он позаимствовал у папы и коллегии кардиналов. ДʼАйи собрался воспользоваться соперничеством кардиналов и приблизиться к тиаре. Когда стало ясно, что Иоанн XXIII не удержится на престоле, дʼАйи начал пыжиться, набивать себе цену. Всё это до тошноты старо…

Голос гостя вернул Забареллу к действительности. Слава богу, он хорошо расслышал конец вопроса, — дʼАйи спрашивал, каково его мнение.

Но о чем он говорил до этого? Забарелле, не слушавшему кардинала, необходимо было наспех придумать ответ. Коснувшись процесса Гуса, он должен умолчать о существе дела и не показать дʼАйи, что был занят своими мыслями.

— Достойный брат! — медленно начал Забарелла, желая показать себя рассудительным. — Всякую ересь надо безоговорочно осуждать. Не важно, велико или мало заблуждение. Оно может стать опасным. Я вижу только одно окончание этого дела: осуждение!

Забарелла умолк и с недоумением посмотрел на злую старческую маску дʼАйи. Она ухмылялась! Череп дʼАйи с туго натянутой кожей еще так-сяк, но улыбка…

— Amice, [63] Друг. — нарушил тишину дʼАйи тихим и спокойным голосом. Забарелла тотчас пришел в себя: дʼАйи неспроста называет его другом. — Прежде всего, позвольте мне заметить, что вы не слушали меня и думали о чем-то другом. Я верю, что ваши мысли были не менее важны — иначе и не может быть. Вы, вероятно, думали о том, что привело меня к вам? Вам хотелось бы знать, какие причины побудили меня прийти сюда и беседовать с вами? Вы заметили в моих действиях — скажем прямо — весьма мелкие и эгоистичные намерения, не так ли?

Забарелла весь похолодел: его гость — сущий дьявол! А дʼАйи продолжал:

— Я тоже сужу о других людях — да не осудит меня за это достойный брат — по себе. — Быстрым движением руки дʼАйи дал понять, что он не желает слышать возражений по этому поводу. — Обо мне говорят, что я честолюбив и алчен. Святой отец однажды назвал меня ненасытным драконом. Мне нетрудно опровергнуть такое мнение. Я был бы признателен вам, достойный брат, если бы вы не усомнились в моей искренности. У меня нет никаких эгоистических расчетов. Я хочу и обязан, достойный брат, убедить и предостеречь вас, ибо сие касается всей церкви, даже больше — всего мира!

Забарелле стало очень скучно. Они вплотную подошли к неприятному делу. Оно очень мало волнует его. Однако этот старый стервятник успел втащить сюда свою тухлую добычу и отравляет ею воздух. Ничего не поделаешь. Теперь от него уже не избавиться.

Кардинал снова отгадал мысли хозяина:

— Летом в Риме начала пересыхать река Арно. Спасаясь от ее вони, мы перебрались в свои загородные виллы. В данном случае этого недостаточно. Ересь не только смрадна, но и ядовита. Святая церковь уже давно и точно определила опасность ереси Гуса. Всеми средствами и на всех инстанциях церковного суда мы загоняли его в западню. Ею оказался Констанц. Тут приложили руку папа, я, Сорбоннский университет, Жерсон. Помог нам и Сигизмунд. Теперь, когда мы загнали еретика в ловушку и можем быстро разделаться с ним, папа, король и коллегия кардиналов решили использовать его в своей борьбе за власть и подчинение себе собора. Близорукие эгоисты!

ДʼАйи провел бледным языком по тонким губам. Казалось, их высушил пламень, бушевавший внутри этой костлявой, злой головы. Забарелла уставился на нее.

— Вы достаточно мудры, — продолжал дʼАйи, — и легко заметите сходство Гуса с Виклефом и Пти. Знаете, к чему привела их ересь? В Англии — к восстанию деревенских хамов, поджогам замков и убийствам, а в Париже — к террору черни, расправе с дворянами и захвату Бастилии. [64] Бастилия была построена как замок короля (1369–1382) с мощными стенами и тюрьмами в башнях. Во время восстания парижской бедноты (1411–1413) народ впервые захватил Бастилию. (Примеч. автора.) Нет-нет да и появится какой-нибудь недалекий священник-фанатик. Не разобравшись в сути дела, он начинает толковать Библию вкривь и вкось: сопоставляет христианские идеалы с нашими порядками, сравнивает нищету евангельских апостолов с роскошью нашего духовенства, совершенно не понимая предназначения нашей власти и исторически осуждая нас.

По моему мнению, церковь совершила непростительную ошибку. Она легкомысленно отнеслась к Виклефу. Мы выгнали его из университета, выселили из Оксфорда и на этом успокоились. Ему очень повезло: он вовремя умер. Тогда у нас были руки коротки — мы не могли повлиять на англичан. В Констанце нам надо наверстать упущенное.

Всё, что проповедуют эти безумцы, подхватила жадная, ненасытная, завистливая и тупая чернь. Прослушав проповеди сумасбродных реформаторов, она сжимает кулаки и вытаскивает ножи из-за поясов.

Глаза дʼАйи горели. Злобная усмешка искривила его губы:

— Еретики зашли так далеко, что нам остается осудить Библию как самую еретическую книгу. Откровение божие на пагубу христианства попало в руки дьявола. Чем подкрепляет свои доводы Гус? Ссылками на Священное писание! Он невинным голосом спрашивает: ездит ли наместник Христа на ослике, босой и в рубище? Люди слушают его и потом с ненавистью смотрят на богатые облачения епископов и священников, на золотые украшения храма. Те, кому ненавистны пышные кафедральные соборы и церковные приходы, восхищаются Спасителем, который родился в хлеве. Наши священники кутят и забавляются с любовницами, а Христос проповедует на горе и благословляет бедняков. Гус рассказывает мирянам притчу о бедном отверженном Лазаре, который валялся в грязи у дома богача. О, с какой жадностью слушают Гуса тысячи бедных Лазарей!