Еремей Парнов - Заговор против маршалов. Книга 2

— Вот постановление,— ему сунули под нос какую- то бумажку с фиолетовой ядовитой печатью.— Оде­вайтесь.

— Решение Центрального Комитета есть? — Якир сдернул с вешалки гимнастерку.

— Наденьте штатское,— нависший над ним майор покосился на ордена.— Так оно и для вас будет лучше...

— Я спросил о решении Центрального Комитета! — Иона Эммануилович не понял, чем поможет ему штат­ский костюм. Телесный осмотр, срезание пуговиц и прочие неизбежные процедуры были вне его мира. Он не знал, что чувствуют люди, когда с них спарыва­ют шевроны, срывают ордена. Никогда не думал об этом.

— В Москве вам покажут все, что требуется...

Он торопливо натянул брюки, кое-как пристегнул за­понкой воротничок. Только галстук никак не давался.

— Оставьте,— сказал майор.

Выходя из купе, Иона Эммануилович увидел адъю­танта Захарченко. Спускаясь, чувствовал на себе его тоскующие глаза.

Его повели по путям куда-то в тупик, на отдаленную платформу, где возле обшарпанного лабаза стояли ма­шины. В Москву повезли с почетным эскортом.

«К. Е. Ворошилову . В память многолетней в прошлом честной работы моей в Красной Армии я прошу Вас поручить посмотреть за моей семьей и помочь ей, бес­помощной и ни в чем не повинной. С такой же просьбой я обратился к Н. И. Ежову.

9 июня 1937 г.

Якир»

«Сомневаюсь в честности бесчестного человека во­обще.

10 июня 1937 г. К. Ворошилов»

Ножницы регламентации обкорнывали не только судьбы, но и обстоятельства. Черт с ним — с однообра­зием приемов. С совпадением обстановки как быть? А что обстановка? Ее также организует регламент.

Уборевича тоже избрали в президиум. В Смоленске, в Доме Красной Армии, начала работу окружная пар­тийная конференция. На второй день поступила теле­фонограмма из столицы. Срочный вызов.

Наскоро собрав небольшой чемоданчик, Иероним Петрович взял на дорогу пару книжек и коробку сигар.

За окнами доцветала сирень, со дня на день мог распуститься жасмин. Самая чарующая пора.

Перед тем, как уйти, оборвал листик календаря: 29 мая.

Нине Владимировне позвонили из отдела связи округа, что поезд скоро прибудет в Москву.

— Маша, голубушка, вы уж приготовьте все, как надо, а я полетела.

Когда показался паровоз со звездой, она бросилась навстречу с букетом цветов. Пока добежала к салону, состав остановился. Увидев на перроне военных в синих фуражках, не придала этому никакого значения. Схва­тилась за поручень, оттолкнув зазевавшегося охранни­ка, и вскочила на подножку. Он рванулся за ней, ус­пел, кажется, поймать кончик газового шарфа, но Нина Владимировна уже влетела в тамбур.

Одетый в штатское Уборевич шел по коридору между двумя чекистами.

Она закричала.

— Не волнуйся, Нинок, все уладится,— успел ска­зать он, прежде чем их растащили в разные стороны.

Нину Владимировну затолкнули в ближайшее купе и продержали взаперти до самого вечера.

Она возвратилась домой, когда там уже шел обыск. Работало пятеро...

В ту же ночь провели очную ставку.

— Уборевич состоял в нашей правотроцкистской —организации с тридцать первого года,— угрюмо проце­дил Корк.

— Категорически отрицаю. Это все ложь от начала до конца. Никогда никаких разговоров с Корком о контрреволюционных организациях не вел.

Ушаков доложил Леплевскому, что Уборевич ведет себя неправильно.

— Вас что, учить надо?

Ушакова не надо было учить. Он и не таких колол.

Фельдман поначалу тоже от всего отпирался. «Какой еще заговор, тем более против Ворошилова? Климент Ефремович учил нас, растил, воспитывал...» Знакомая песня!

Ушаков изучил личное дело арестованного, вызвал его к себе в кабинет, запер дверь и вскоре Фельдман писал под диктовку. А Тухачевский? Кто вытаскивал из Тухачевского?

Но сейчас даже не дали как следует познакомиться с делом — очная ставка прямо с колес.

Уборевича ломали вдвоем с Леплевским, пока не подписал заявление на имя Ежова. Сначала одно, затем другое.

С Якиром вышла небольшая осечка. Следователь Глебов то ли из ложного сочувствия, то ли по неопыт­ности зафиксировал отказ от показаний. Глебова отстра­нили и выправлять положение пришлось тому же Уша­кову.

— Я почти не ложился спать,— доложил он,— но вернул Якира к прежним показаниям. Это Глебов стал сбивать его*..

Леплевский приказал арестовать Глебова.

Постановление было оформлено решением Политбю­ро от 30 мая и 30 мая — 1 июня 1937 г. Голосование проводилось опросом.

«Утвердить следующее предложение Политбюро ЦК: ввиду поступивших в ЦК ВКП(б) данных, изобли­чающих члена ЦК ВКП(б) Якира и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Уборевича в участии в военно-фашистском троцкистском правом заговоре и в шпионской деятель­ности в пользу Германии, Японии, Польши, исклю­чить их из рядов ВКП и передать их дела в Наркомвнудел».

«Отстранить тт. Гамарника и Аронштама от работы в Наркомате обороны и исключить из состава Военного Совета,— говорилось в другом решении от 30 мая,— как работников, находящихся в тесной групповой связи с Якиром, исключенным ныне из партии за участие в военно-фашистском заговоре».

Армкомиссар первого ранга Гамарник всего десять дней назад был утвержден членом Военного совета Среднеазиатского округа, а Аронштама, армкомиссара второго ранга, определили на такую же должность в Куйбышев.

Кого сразу стирали в пыль, кого пересеивали из сита в сито.

Ян Борисович Гамарник страдал тяжелой формой диабета. По утрам к нему на дом в Большой Ржевский переулок приезжала медсестра.

Маршал Блюхер заехал на московскую квартиру за женой в начале седьмого. Она сидела перед трюмо, уже одетая для театра. Наводила последний лоск. В Большом давали «Жизель». На закрытом посещении ожидались члены правительства.

— Французские?— Василий Константинович повел носом.— Ты же знаешь, что Сталин не любит. Могла бы «Красную Москву» по такому случаю... А вообще-то с театром срывается. Не знаю, успею ли обернуться. Срочное задание.

— Ну вот...

— Большой Ржевский,— сказал шоферу маршал.

— Дело швах, Ян Борисович,— Блюхер подсел по­ближе к кровати. На подушке вьющиеся волосы и гу­стая борода Гамарника казались особенно черными. Болезнь придала лицу горькую утонченность.

Блюхер поведал о состоявшемся решении и, сделав над собой усилие, поднялся. Что еще можно было сказать?

Едва он ушел, приехали начальник Политуправ­ления Булин и начальник Управделами наркомата Смородинов. Климент Ефремович Ворошилов приказал ознакомить Гамарника с приказом об увольнении.

Член партии с 1916 года, секретарь Киевского комитета РСДРП(б) до Октября, он возглавлял в период германского нашествия подпольные парторганизации в Одессе, Харькове, Крыму. Член Реввоенсовета южной группы войск, комиссар стрелковой дивизии, предсе­датель Одесского и Киевского губкомов. Потом — Дальний Восток, Сибирь. С 1929 г.— бессменный на­чальник ПУ РККА, член Реввоенсовета СССР, ответ­ственный редактор «Красной Звезды», с 1930 г.— одно­временно первый заместитель наркома обороны. Орден Ленина, орден Красного Знамени.