Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

Бендерский и Яворский поселились в двухэтажном флигеле. Окна их комнат выходили не только во двор, но и на улицу. На следующее утро топограф и врач, как завороженные, любовались великолепной панорамой обширной кабульской долины, замыкаемой верст через десять невысокими горами. От дворца к горам тянулись утопавшие в зелени садов селения. Верстах в трех-четырех от города белели палатки афганских войск; оттуда доносились едва слышные ружейные и орудийные выстрелы: солдаты обучались стрельбе.

От самых стен Бала-Хиссара, дома и дворцы которого лепились на склонах холмов, шли три дороги — на восток, юг и юго-запад. У края болотистой низины виднелся загон для слонов; возле него более десятка этих добродушных великанов плескались в небольшом озере.

Затем друзья обошли отведенные для миссии помещения. Далеко не во всех комнатах стояла европейская мебель, зато ковров и паласов — персидских, кашгарских, таджикских, киргизских — было великое множество. Восхитила их искусная резьба по ганчу [5] Ганч — местное название алебастра. и лепка на потолках. Чайные сервизы в стенных нишах, а также изящные курильницы довершали убранство помещений, столь характерное для Востока.

Вскоре членов посольства пригласили на обед. Неслышно открылась дверь, и приглашенные вошли в большую комнату, во всю длину которой стоял великолепно сервированный стол. Дары восточной земли — свежайшая зелень, горы фруктов и овощей, бесподобные изделия афганских кулинаров и кондитеров — наполняли помещение чудесными ароматами. В изрядном количестве были представлены и вина самых разных марок.

Везир предложил гостям занять места за столом. Роль виночерпия охотно взял на себя Малевинский, не без удовольствия заметивший и другие напитки — покрепче. Всему была воздана дань: и Бахусу, и искусству балахиссарских поваров, которые потрудились на славу, приготовив в числе прочих восточных яств зажаренного целиком барашка, и, разумеется, беседе, ибо самая изысканная пища может доставить наивысшее наслаждение лишь тогда, когда за столом слышишь умные речи…

Много хороших слов было сказано за этим столом. Общее впечатление выразил Столетов:

— Как хотите, господа, — произнес он прочувствованно, обращаясь к соотечественникам, — а это чисто царская встреча!

…К эмиру, пожелавшему принять посольство в полном составе, отправились на следующий день в парадной форме. Хотя до дворца было всего несколько сот шагов по узкому переулку, члены миссии ехали верхом, эскортируемые казаками. У деревянных двустворчатых ворот они спешились и вошли в сад. Широкая, плотно утрамбованная дорожка с кустами барбариса по краям вела к сравнительно небольшому двухэтажному дому. Перед ним виднелся бассейн с проточной водой; вокруг росли чинары, тополя, грушевые и гранатовые деревья. Вдоль фасада дома тянулась высокая терраса. На ней, у резной каменной балюстрады, сидел эмир Афганистана Мухаммад Шер Али-хан. Отдав честь, Столетов и его коллеги обошли бассейн и поднялись на террасу. Эмир встал, сделал несколько шагов навстречу гостям и протянул руку генералу. Остальные участники приема выстроились в ряд, отдавая честь. Шер Али-хан ответил им тем же, приложив руку к козырьку каски. Невысокий, коренастый, он казался олицетворением энергии и силы. Из-под густых поседевших бровей проницательно смотрели большие черные глаза. На грудь спускалась окладистая с легкой проседью борода. Позднее, обмениваясь впечатлениями об аудиенции, ее участники нашли, что афганский правитель выигрывает в сравнении с бухарским эмиром: и тому и другому было около шестидесяти, но Шер Али-хан выглядел на десяток лет моложе и бодрее.

Эмир Мухаммад Шер Али-хан.

Эмир был в расшитом золотом синем мундире с красной лентой через правое плечо; на поясе из золотого позумента висела шашка с золотой насечкой на рукояти. Красные лампасы на его брюках чем-то напоминали русскую военную форму. Металлическая каска со страусовыми перьями довершала парадное одеяние.

Казачий конвой был выстроен по команде «на караул» перед террасой. По просьбе эмира подпоручик Назиров приказал казакам продемонстрировать ружейные приемы, и те лихо показали свое искусство.

Правитель Афганистана проявил большой интерес к России. Обращенные к Столетову вопросы касались числа ее жителей и состава армии, размеров государственных доходов, протяженности и размещения железнодорожной сети, транспортных возможностей и административного устройства Туркестана.

Когда члены миссии вернулись в свою усадьбу, везир пригласил их подняться на плоскую крышу южного флигеля. Оттуда можно было любоваться иллюминацией, устроенной в честь приезда гостей. С треском взлетали ракеты, вспыхивали бенгальские огни, на соседних холмах пылали праздничные костры.

Через несколько дней после прибытия Столетов отправился к эмиру с традиционными подарками. Казаки вели в поводу трех лучших коней из табуна, следовавшего с миссией из Бухары. Сверкали на ярком солнце парчовые попоны, знаменитые туркестанские седла и уздечки, украшенные бирюзой и кораллами. Несли также усыпанную гранатами трость, пояс с золотыми застежками и серебряной вязью, парчовые, кашемировые, бархатные и суконные отороченные позументом халаты, а также большой кусок драгоценной бухарской парчи. Не меньшую ценность представляли чайный и десертный серебряные сервизы. В ответ на интерес, проявленный Шер Али-ханом к вооружению казаков. Столетов приказал собрать для эмира из имеющихся в распоряжении миссии запасов оружия небольшую коллекцию. Этот дар — пехотная берданка с примкнутым штыком, кавалерийская берданка, охотничье ружье и револьвер — вызвал особенное удовольствие правителя, ибо какого же афганца не интересует оружие!

Ответ не заставил себя ждать. На другой день в общий зал, где обедали и обсуждали свои дела урус элчи и его товарищи, вошел везир в сопровождении нескольких человек с подносами на головах, прикрытыми пестрыми кусками ткани.

— Джарнейль-саиб, — произнес он нараспев по-персидски, — эмир-саиб посылает вам и всем состоящим под вашим начальством людям, от малых до великих, от низких до высоких, всем казакам, джигитам, слугам свой салам, поклон! Он прислал также послам великого государства эти небольшие подарки и просит принять их.

Вельможа сделал знак, подносы были поставлены на пол, и с них сняли яркие платки: там лежали одиннадцать мешочков.

— Что это? — смущенно спросил Столетов.

— У нас если эмир-саиб кого-то любит и хочет его почтить, — ответил везир, — то дает ему в дар деньги, а если их у него нет, — какие-нибудь ценные вещи. Теперь же эмир-саиб ничем не может отдарить миссию, кроме этой ничтожной суммы денег — одиннадцать тысяч рупий афганской монетой…