Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

И они принялись за подготовку письма Шер Али-хану, призванного сыграть роль ультиматума. Завершив эту неблагодарную с их точки зрения работу, они согласовали с Лондоном послание в Кабул, чтобы Биконсфилд и другие члены кабинета не ставили более палки в колеса, излишней осторожностью препятствуя естественному развитию событий…

Хотя центром Лондона считается район вокзала Чаринг-Кросс, его сердцем бесспорно должна быть признана площадь, на которой стоит величественный собор св. Павла. Купол этого самого высокого сооружения города опоясывает Золотая галерея. В ясные дни, увы, не часто балующие лондонцев, с нее хорошо видны нагромождения зданий и кварталов, а также людской муравейник, кипящий на улицах и площадях огромной столицы Британской империи.

На северо-западе, на подступах к району Блумсбери, высится громада Британского музея, а дальше — зеленый массив Риджент-парка и Зоологического сада. На запад протянулась забитая дилижансами и кэбами магистраль Холборн; она вливается в Оксфорд-стрит, которая огибает Сохо и Мэйфер и почти доходит до Гайд-парка как раз у его знаменитого «Угла ораторов». На юге — Темза с ее бесчисленными мостами, портами и доками, судами и лодками; за ней — вокзал Ватерлоо, Военный музей — гордость империи, театр королевы Виктории, получивший фамильярное прозвище «Олд Вик». На восток лучше не глядеть: там возвышается мрачный Тауэр, стены которого были свидетелями многих кровавых злодеяний, а далее простирается Ист-Энд — жалкое прибежище бедноты — Уайтчепел, Шордич, Бетнал-Грин. Нищета, трущобы, чахлые деревца. Право же, лучше отвернуться от этих мест или по крайней мере встать вполоборота, и тогда на юго-западе откроется то, с чего, пожалуй, следовало бы начать.

Здесь Вестминстер — политическая душа Великобритании и ее разбросанных на всех континентах заморских владений. Бэкингемский дворец — главная резиденция королевы Виктории, как и ее предшественников, Сент-Джеймский дворец, Вестминстерский дворец — величественное здание парламента, увенчанное башней, на которой Биг Бен невозмутимо отсчитывает часы и минуты, Уайтхолл с его группой правительственных зданий, Вестминстерское аббатство — усыпальница тех, чьи имена прославили Англию.

Если бы 9 ноября 1878 года на Золотой галерее оказался пытливый наблюдатель, вооруженный биноклем, то, внимательно вглядевшись в эту часть Лондона, он, несомненно, уловил бы царившее там возбуждение; оно постепенно распространялось на улицы, ведущие к собору. Вот оно охватило Уайтхолл, переместилось на Стрэнд, а вскоре уже люди останавливались на неширокой Флит-стрит. Мужчины приподнимали котелки и шляпы, приветственно мелькали дамские платочки.

Это оживление было вызвано тем, что из строгого трехэтажного особняка, расположенного на узкой улочке, вышел высокий сутулый человек с острыми чертами лица, в длиннополом черном пальто и цилиндре. В руке он держал суковатую палку с золотым набалдашником. При его появлении в толпе зевак послышались радостные возгласы. Констебль отдал человеку в цилиндре честь, и тут же к крыльцу был подан полузакрытый экипаж, запряженный парой холеных вороных лошадей. Однако вышедший, сделав знак кучеру, двинулся пешком. Экипаж тронулся за господином, который неторопливым шагом направился к Трафальгарской площади, где вздымалась колонна с четырьмя львами у подножия и едва заметной фигуркой адмирала Нельсона на самом верху. Поравнявшись с колонной, человек снял с головы цилиндр и помахал им адмиралу. Раздались аплодисменты, а кто-то даже прокричал: «Браво, Диззи!»

Да, это был Бенджамен Дизраэли, первый лорд казначейства, иными словами, глава правительства ее величества королевы Великобритании и императрицы Индии, два года назад ставший графом Биконсфилдом. Он ревниво следил за своей популярностью, любил успех, приветствия толпы. В глубине души он считал себя по крайней мере вполне равным тому, парящему над Трафальгарской площадью. Конечно, Нельсон успешно гонялся за наполеоновскими фрегатами и барками где-то в Средиземном море, на пути в Египет, и даже громил французских флотоводцев. Но ведь и он, Дизраэли, сделал в тех же краях не меньшее дело для Англии: скупил акции Компании Суэцкого канала. Это закрепит ее позиции в Египте и обеспечит британским кораблям кратчайший путь на Восток, к берегам Индии, Бирмы, Персии, Китая, Малайи, Австралии и бог весть еще каких богатых земель, контроль над которыми так необходим для процветания Британских островов!..

Он был уже далеко не молод: немногим более года осталось до семидесяти пяти. Длительные пешие прогулки давались все труднее, но жаль было отказываться от удовольствия еще раз «искупаться в лучах славы», как он говорил мысленно. Поэтому Дизраэли частенько подзывал экипаж, проезжал в нем часть пути, а затем снова выходил на тротуар и упорно отсчитывал ярды, изредка отвечая на приветствия кивком или легким прикосновением руки к цилиндру.

На миг промелькнуло смутное желание наведаться по дороге в Линкольнз Инн. Юность виделась уже в далеком тумане, но он часто вспоминал ворота старинной юридической школы на Чансери-лейн, в двух шагах от цитадели лондонских законников — Темпля. Дизраэли никогда не мог забыть то острое чувство гордости, которое охватывало его в давнопрошедшие года, когда он входил в эти ворота, видевшие знаменитого канцлера и философа Томаса Мора, «железного» Оливера Кромвеля, лукавого политика Уильяма Питта и других питомцев Линкольнз Инна. Что ж, когда-нибудь — быть может, в не столь уж отдаленном будущем — и о нем станут говорить как о человеке в прошедшем времени, о человеке, не посрамившем славы училища. Однако, взглянув на часы, лорд Биконсфилд со вздохом сожаления отказался от мысли навестить свою альма-матер: его ждут более важные дела — в этом круговороте порой приходится отказывать себе в маленьких удовольствиях.

Он направлялся в Гилдхолл, городскую ратушу. Купеческие гильдии Лондона построили свою резиденцию на Грэшем-стрит, близ Чипсайда, еще в XII веке. «Просвещенные мореплаватели», как часто именовали британских купцов (а затем и вообще англичан) в прошлом, собрали в своей резиденции великолепную библиотеку, уступавшую лишь собранию Британского музея: основательное и всестороннее изучение различных стран и народов никогда еще не служило помехой развитию торговых связей.

В четырехэтажном Гилдхолле, с его высоким готическим шпилем и стрельчатыми окнами, богато отделанным фасадом и красочным внутренним убранством, располагался столичный муниципалитет. Вместительный зал, обшитый деревянными панелями и обитый золотистой тканью, с дорогой, удобной мебелью и статуями политических деятелей вдоль стен, служил местом праздничных приемов, банкетов, встреч официальных лиц, важных судебных процессов. В средние века, когда английские короли желали посетить Гилдхолл, ко входу выносили две массивные деревянные фигуры — Гога и Магога, которые обычно стояли на галереях внутри помещения. Тут избирали лорд-мэра, членов муниципального совета — олдерменов, муниципальных советников и даже депутатов парламента.