Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

— Иди-иди, — поддержал раненого его товарищ. — Передай отцу, что мы здесь собрались не халву есть. Покончим с инглизи, посмотрим, кто у нас враг дома!

Мусахан взглянул на своих собеседников, на стоявших за ними мрачных, окровавленных людей и молча двинулся в обратный путь. Когда он достиг дворца, навстречу ему выехал сипахсалар Дауд Шах с адъютантом. Генерал придержал коня и вопросительно посмотрел на шахзаде:

— Что там сейчас происходит?

— Меня не пожелали даже выслушать…

— Неважные дела… — Дауд Шах помотал головой. — Инглизи прислали письмо. Обещают выплатить солдатам шестимесячное жалованье. Если прекратят пальбу и разойдутся…

— Ну и что? — оживился Мусахан.

— Ничего, — уныло усмехнулся главнокомандующий. — Моих людей солдаты прогнали… Кричат: кровавые деньги. Теперь его высочество меня отправил усмирять мятежников. А как их усмиришь? Тут нужны пушки.

И он, нехотя хлестнув коня, направился туда, откуда только что возвратился шахзаде. За это время к арыку вынесли из огня еще около десятка убитых и раненых. Генерал сразу попал в накаленную обстановку. Отовсюду слышались негодующие возгласы:

— Что нужно здесь этому чучелу? Явился вести нас на штурм? Вот он — наш герой!

Сипахсалар, как и за несколько часов до того, привстал на стременах, откашлялся и поднял руку:

— Братья! Правоверные! Мы с его высочеством эмиром убедительно приказываем вам разойтись по своим казармам и домам…

Голос генерала срывался, и «убедительный приказ» прозвучал как униженная просьба. Но и она вызвала взрыв гнева у сражавшихся:

— Ага, вот еще один защитник появился! Мы разойдемся, а ты воскреси наших мертвых.

Лежавший под деревом раненый приподнялся и, приложив ко рту ладони в виде рупора, закричал: «Уша! Уша!» Раздался хохот: таким окриком в Афганистане останавливают упрямого осла. Затем к Дауд Шаху подскочили пятеро, и полностью повторился утренний инцидент: главнокомандующего стащили с коня. Бросившийся на выручку адъютант ничего не мог поделать. Генерала били камнями, а один разъяренный солдат даже ткнул его штыком в грудь.

Неожиданно с боковой улицы донесся грохот, сопровождаемый криками: «Хабардар! Берегись!». Столпившиеся на дороге едва успели отскочить, а генерал, поддерживаемый адъютантом, — отползти в сторону, как на это место, поднимая столбы пыли, выкатили пушку. За ней появилась вторая.

Прибытие артиллеристов было встречено с восторгом. Все это спасло незадачливого Дауд Шаха. Он с помощью адъютанта с трудом взгромоздился на коня и незаметно исчез.

Появление артиллерии существенно изменило соотношение сил.

Первый же пушечный выстрел пробил брешь в глиняной стене, окружавшей территорию миссии. Лейтенант Гамильтон мгновенно оценил угрозу, какую представляли пушки кабульцев для его небольшого отряда. С двумя десятками гидов он бросился на орудия. В завязавшейся схватке афганцам удалось отстоять свои пушки. Сам лейтенант получил смертельную рану. Еще несколько снарядов ударило по позициям гидов, по зданию миссии. Очаги пожаров разрастались. Из англичан в живых оставался один Дженкинс, суетливо метавшийся между строениями и что-то кричавший. Но вот рухнул на землю и он. Афганцы ринулись на штурм, и остатки гарнизона резидентства капитулировали.

Обитатели эмирского дворца в трепете ожидали, что восставшие теперь перенесут на них свой гнев, и комендант не раз наведывался в казармы сохранявших верность Якуб-хану войск. Но опасность миновала: повстанцы хоронили погибших, оказывали помощь раненым.

К исходу дня огонь завершил начатое утром дело. Лишь дымящиеся головешки указывали на то, что здесь еще совсем недавно находилась резиденция чрезвычайного посланника и полномочного министра могущественной Британской империи.

Никогда прежде резиденция вице-короля Индии в Симле не оживала в столь ранний час. В большом зале собрались почти все члены Совета. Вопросы, догадки, предположения. Секретарь по иностранным делам отметил про себя, что ему еще не приходилось видеть «Великого Могола» таким растерянным. Лайелл и сам был подавлен событиями в Кабуле, но сохранял хладнокровие. Он даже удивлялся тому, что воспринимает случившееся как бы со стороны. Неожиданно его внимание привлек недоуменный взгляд лорда Литтона, обращенный на пустое кресло у двери. Что он рассчитывал увидеть в этом углу? Как же! Лайелл даже дернул себя за мочку уха, словно в наказание за недогадливость: ведь там обычно сидел молчаливый полковник Колли.

В напряженном ожидании вестей текли часы. Новые сообщения не приносили ничего утешительного. К вечеру 4 сентября, когда исчезли всякие сомнения относительно происшедшего в афганской столице, Литтон решил действовать.

— Джентльмены! — обратился он к своим главным помощникам — главнокомандующему войсками в Индии генералу Фредерику Гайнсу, Лайеллу и Робертсу. — Вот что я пишу премьер-министру, — и вице-король поднес к глазам исписанные листки:

«Тщательно и терпеливо сплетенная политическая паутина грубо порвана. Отныне нам нужно сплести новую и, боюсь, более широкую, к тому же из не менее прочного материала. Судьба выдвинула теперь все, чего я особенно старался избежать при ведении недавней войны и переговоров: полный крах предпосылок для существования независимого национального правительства в Афганистане, вынужденное занятие Кабула и опасность его эвакуации без риска нового хаоса для Якуб-хана или любого другого марионеточного правителя, от имени которого мы должны теперь удовлетвориться фактическим управлением страной, во всяком случае — в настоящий момент…»

Литтон остановился: у секретаря по иностранным делам взлетели вверх брови. Лайелл был в числе тех немногих высших чиновников англо-индийского правительства, которые не считали активные действия в Афганистане необходимыми. Стоявший ближе к либералам, чем к консерваторам, он полагал, что подчинения этой страны можно добиться иными методами — более гибкими и осторожными. Но Лайелл понимал, что такие, как он, останутся в меньшинстве, и потому, приняв назначение на пост одного из ближайших помощников вице-короля, как бы обязался поддерживать и осуществлять его линию.

Кабульская катастрофа явилась, однако, своеобразным сигналом. Не пересмотреть ли образ действий? Уже первые строки послания показали, что Литтон и не помышляет о разумных мерах. Скорее наоборот, намечает планы, идущие гораздо дальше. Не предостеречь ли его хотя бы легким намеком?..

— Милорд, — голос Лайелла прозвучал неожиданно звонко, — насколько я понимаю, предусматривается возможность поглощения Афганистана. Но не сведется ли это к огромному росту ассигнований при не очень существенных результатах?