Ольга Приходченко - Одесситки

Картошка сварилась, Федора не было. Надежда увидела, как баба Настя со шваброй прошмыгнула на балкон, очевидно, её очередь дежурить по коммуналке.

— Шо, жить надоело? Простудиться хочешь? Раздетая чего выскочила?

Надька, как фурия, набросилась на нее: «Кто тебе о Фёдоре насплетничал? А?»

— Тише, шо орёшь, как скаженная, хто ж его не знает? — зло, оглядываясь по сторонам и вниз под балкон, прошипела испуганно старуха. — Ты бы лучше оделась да поглядела, откуда твой Феденька появится.

Женщина веником ткнула в дальний угол двора, оттуда доносились пьяные крики и шум от гулянки.

— Только я тебе ничего не говорила, жить ещё хочу. Там у них маза. С тюрьмы он только вышел, и тебя дуру эта компания вычислила, так что думай, девка, как дальше быть.

Надежда стояла на балконе, не чувствуя холода. Молодой месяц красовался на совершенно чёрном небе, в окружении холодных звёзд. Музыка стихла, во дворе стало темно. Она увидела две фигуры, приближающиеся к уборной, присела, спряталась за подпорку. Тени двигались бесшумно, остановились у крана, стали мочиться. Один из них поднял голову, сомнений не было — он. Они выйдут со двора, и Федор увидит свет в её окне. Согнувшись, Надежда быстро проскочила в свою комнату и отчаянно хлопнула по выключателю. Точно, остановился, посмотрел вверх и скрылся в переулке. В голове стучал молот, ее била дрожь. Надо взять себя в руки, заявить в милицию. А что я скажу? Что пригрела вора и принимала от него подарки. Он ещё извинялся, что не новое, на новое денег пока мало зарабатывает, с рук на толкучке купил, но, если ей не нравится, она может это продать, купить что-нибудь другое. А это, значит, краденое. Она открыла шкаф, достала наволочку, сложила в неё подарки. Она уже хотела лечь спать, придвинула на всякий случай стул к дверям, и вдруг её, словно током, прошибло: «Куда это втихаря они ночью направились?»

Магазин! Магазин! Он же всё выспрашивал, выпытывал, а она, идиотка, принимала всё за чистую монету, думала, он ею интересуется. Ее работой, её друзьями, её жизнью! Магазином он интересовался, вот чем. Надежда завыла в подушку. Что плакать, надо что-то делать! В войну, при румынах, подпалила гадов и убежала, а сейчас? Зря я на бабу Настю набрасывалась — старуха-то права.

Надежда легонечко поцарапала ее дверь, та как будто поджидала этот скрип: «Ну шо, убедилася?» — «Бабуля, — Надежда сама удивилась вырвавшемуся из нее ласковому слову, — делать-то что?»

— Шо делать, шо делать. Ноги делай, девка! Иначе худо будет.

— Какие ноги?

— Вот чудачка, ещё одесситка называется, интеллигентка хренова. Таких, как ты, только и ловят, дурочек непонятливых. Краденое к тебе таскал?

— Нет, только несколько подарков...

— С чеками з магазину? — съязвила старуха.

— Нет, ношеное...

— Хто б сомневался. Ну шо, тащи всё до меня и сама у меня переночуй, а утром на работу и до сестры, сюда ни ногой. Я сама, если шо, в магазин прийду. От так-то. Ну и глупая ты, Надька, любовь, любовь, когда ж вас, непутевых, жизнь научит. Фу!

Первым трамваем Надежда ехала к Дорке, хорошо, что у нее запасные ключи. Светало, Вовчик спал на диване, свернувшись калачиком, без подушки, укрылся старым одеялом, которым покрывали кожаный старый диван. На столе в кастрюльке стоял прокисший бульон, в банке нетронутый компот. Ник чему не притронулся, ничего не ел, характер показывает. Из-под одеяла выглядывала нога в штопаном старом носке и с громадной новой дырой над штопкой. Надька нагнулась, хотела укрыть, но мальчик проснулся, увидев тётку, потянул к ней ручки: «Я больше не буду». Говорить он не мог, рыдания сотрясали его худенькое тельце.

— Сыночек, я тебя простила уже давно. Родненький мой, успокойся, — она поцеловала мальчика в лобик, — да у тебя жар. — Надежда прижалась губами к груди ребёнка — горит, температура. Бросилась на кухню греть воду, заваривать бабы Катин отвар. Когда вернулась, мальчик, раскинув ручки и ножки на диване, бредил. Нужно бежать за врачом и в магазин... От этой мысли она чуть не выронила отвар. Набросив пальто, Надежда выскочила в коридор. Из туалета показалась соседка.

— Я думала, вы ушли вчера, как дела? — всмотревшись в опухшее лицо Надежды, сострадательно продолжала:

— Может, чем помочь, у нас на Греческой всегда друг дружке помогали.

Надька умоляюще схватила соседку за плечи:

— Врача, вызовите Вовчику врача, и посидите с ним, пожалуйста.

— Дорогуша, идите по своим делам, я супруга пошлю сейчас же за доктором, он у меня быстрый на такие дела.

Надежда неслась через дорогу к магазину, никакой Фёдор ей больше не страшен, она всё сама расскажет, пусть он сам её боится. У магазина никого не было, но внутри горел свет. Опоздала, в милицию нужно или спугнуть их. Она что есть силы затарабанила в дверь. «Милиция, милиция!» — не помня себя, орала Надежда. Жильцы дома стали подходить, прохожие, вскоре образовалась толпа. Все кричали, что в магазине кто-то есть. Свет погас. В углу витрины показалось испуганное заспанное лицо пожилого мужчины, который кулаками протирал глаза, потом исчез за занавеской. Сквозь толпу, посвистывая, пробирался к дверям участковый; увидев козырёк фуражки, она хотела ему рассказать про Фёдора, но всё поплыло перед глазами... Очнулась Надежда уже в кабинете директрисы. Ей дата понюхать нашатырный спирт, девчонки продавщицы сочувственно улыбались. Она смотрела на них ничего не понимающими глазами.

— Ну, наконец, Надюша, пропащая душа, как ты?

Надежда ничего не ответила, только чихнула от вонючей ваты, бросила ее на пол.

— Надежда, это наш сторож, не знала? Уже с месяц работает. Молодец, бдительная ты.

— Ну, Надька, смелая ты какая, не побоялась одна. А если бы целая банда взаправду была бы.

— Хватит, девочки, открывайте, уже время, Дорки нет, и всё кувырком идёт.

— Можно мне уйти? Мне к Вовчику надо, он заболел.

Директриса посмотрела на Надежду — врёт, всё врет. Пройдём в кабинет, поговорим. Женщины расступились, Надежда неуверенно пошла за директрисой.

— Как самочувствие Доры Моисеевны? Скоро выпишут? Без неё как без рук.

Надька не успевала отвечать на все вопросы, да и за директрисой поспевала с трудом. Наконец Вера Борисовна уселась за свой стол, а Надька, как провинившаяся школьница, застыла перед столом, переминаясь с ноги на ногу

— И наделала ты дел, паникёрша. Весь район на ноги подняла. А всё потому, что не живёшь жизнью коллектива. Ты часом не пьёшь?

— Да вы что?! Я ночь не спала, за Вовчиком ухаживала.

— Рассказывай сказки кому-нибудь еще, меня не проведёшь, у тебя же всё лицо взбухло. Только спьяну такой шмон можно было поднять. Сейчас растрезвонят по всему городу — прославимся. Спасибо! А вообще — что за вид, как ты на работу ходишь?