Александр Западов - Подвиг Антиоха Кантемира

Алексей Григорьевич молча показал пальцем на потолок.

Наверху были комнаты его дочери Екатерины, императорского высочества, обрученной государевой невесты.

Долгорукие переглянулись. Князь Сергей Григорьевич спросил:

— А нельзя ли написать духовное завещание, что его императорское величество учинил Екатерину своею наследницею?

Василий Лукич сказал:

— Приезжал ко мне Вестфален, датский министр, говорил, что слышал, будто князь Дмитрий Голицын желает сделать наследницей цесаревну Елизавету. Это избрание будет датскому двору очень неприятно. Я ему ответил, что государю, слава богу, легче стало, высыпала оспа, есть надежда, что выздоровеет. Но ежели и умрет, то потомки Екатерины Алексеевны на престол не взойдут. Будут против них приняты меры. Можете писать об этом своему двору, как о деле несомненном.

— И думаете, написал? — спросил Алексей Григорьевич.

— Писал или нет, сказать не могу, а мне вот сегодня прислал свой письменный совет, как поступать. И совсем неглупый совет. Послушайте.

Он вынул из кармана и прочитал вслух письмо Вестфалена, переводя на русский его немецкий текст:

— "Слухи носятся, что его величество очень болен, и если престол российский достанется голштинскому принцу, то нашему Датскому королевству с Россией дружбы иметь нельзя. Обрученная невеста из вашей фамилии, и можно удержать престол за нею, как Меншиков и Толстой удержали престол за Екатериною Алексеевною; по знатности вашей фамилии вам это исполнить можно, притом вы больше силы и права имеете…" — Василий Лукич спрятал письмо и прибавил: — Обрученная невеста — только невеста, верно, но ведь обрученная! Это чего-нибудь да стоит. Как думаете, господа?

— Неслыханное дело затеваете, — сказал князь Василий Владимирович. — Разве можно едва обрученной невесте наследовать российский престол? Кто захочет ей подданным быть? Не только посторонние люди, но и я и прочие нашей фамилии присягать ей не будем. Княжна Екатерина с государем не венчалась.

— Не венчалась, да обручалась! — бросил свое слово Алексей Григорьевич.

— Венчание одно, а обручение другое, — продолжал Василий Владимирович. — Да если б она за государем и в супружестве была, то и тогда в ее правах не без сомнения. Есть наследники поближе.

— Ничего. Надо с умом к делу подойти — и наша возьмет, — сказал Алексей Григорьевич. — Мы станем просить канцлера графа Гаврилу Ивановича Головкина, князя Дмитрия Михайловича Голицына, а если они заспорят, то будем их бить. В Преображенском полку ты, Василий Владимирович, подполковником, а мой Иван капитаном. В Семеновском полку с нами спорить некому. Стало быть, гвардия крикнет нашу Екатерину императрицей.

— Что вы ребячье врете, — сердито сказал Василий Владимирович. — Как тому сделаться? И как я своему полку такое объявлю? Меня убивать будут! Поедем отсюда вон, брат Михайло.

Василий Владимирович, тяжело ступая и не глядя на родственников, вышел из спальни. Михаил последовал за ним.

Оставшиеся в спальне почувствовали облегчение. Князь Василий Лукич сел к столу, взял бумагу, перо, чернила и начал писать духовную государя. Но скоро он остановился и сказал:

— Моей руки письмо худо. Кто бы получше написал?

Почерк его был и в самом деле нехорош, и его образцы находились на руках у многих людей — по своей дипломатической службе Василий Лукич имел ежедневное общение с бумагой.

Завещание государя! За его подделку не помилуют. И фамилия не поможет…

— Я не боюсь написать, — сказал князь Сергей Григорьевич и взял перо.

Василий Лукич и Алексей Григорьевич заспорили — что писать? Согласились — надо слов немного, только что оставляю, мол, наследницей мою возлюбленную обрученную невесту Екатерину Алексеевну.

Сергей Григорьевич вывел три строки.

А подпись? Сумеет ли больной мальчик своей рукой начертить имя?

Князь Иван Алексеевич сказал:

— Письмо руки моей слово в слово, как государево. Я умею под руку государеву подписываться, потому что я с государем в шутку писывал.

Сергей Григорьевич подал ему перо. Иван без пробы написал:

П е т р ъ

Буквы врозь и косо. Долгорукие закричали:

— Похоже! Так и быть!

А князь Алексей Григорьевич сказал:

— Если государь подписать не сможет, и без него обойдемся. Ай да Иван!

Он откинул одеяло и встал с постели. Родичи, подозрительно оглядывая друг друга — задуманный обман грозил каждому смертной казнью, — расходились.

Алексей Григорьевич в сопровождении Ивана отправился к больному.

Врачи суетились у постели государя. По лицам их было видно, что конец близок. Петр лежал в беспамятстве и не мог подписать завещание. Иван Алексеевич нащупал в кармане бумагу. Строки будто обожгли ему пальцы. Он вынул завещание, помахал вчетверо сложенным листом и передал его отцу.

У государя начался бред. Он подозвал к себе Андрея Ивановича Остермана — это слышали ясно — и что-то пробормотал слабеющим голосом. Алексей Григорьевич ожидал, что, может, и его позовут, — но нет, не позвали.

Минуты слагались в часы. Наступила ночь с 18 на 19 января 1730 года. Вдруг больной отчетливо приказал:

— Запрягите сани. Хочу ехать к сестре.

Он вздрогнул и затих навсегда.

Кто же заменит на престоле императора Петра II?

Найти нового государя должен был Верховный тайный совет.

В совете этом заседали шестеро вельмож: канцлер граф Гаврила Иванович Головкин, вице-канцлер барон Андрей Иванович Остерман, по совместительству — старший гофмейстер, воспитатель Петра II, второй гофмейстер князь Алексей Григорьевич Долгорукий, сибирский генерал-губернатор князь Михаил Владимирович Долгорукий, князь Василий Лукич Долгорукий и князь Дмитрий Михайлович Голицын.

Во время болезни государя члены совета, перемолвившись между собой, решили взять в свою среду еще по одному члену самых знатных княжеских фамилий — фельдмаршалов Михаила Михайловича Голицына и Василия Владимировича Долгорукого. Стало восемь членов Верховного тайного совета, и это обозначало, что обе фамилии собрались взаимно поддерживать друг друга. Князь Алексей Долгорукий был благодарен Голицыным за то, что не мешали его дочери обручиться с государем, пусть и не успели со свадьбой, а князь Дмитрий Голицын счел полезным укрепить совет авторитетом двух фельдмаршалов, пусть один из них и Долгорукий.

Этим вельможам предстояло решить, кто будет монархом в России. Решить срочно и разумно, чтобы не обидеть себя и остаться у власти.

Выбирать было из кого — но меньшей мере пять кандидатур!

Долгорукие выдвигали обрученную с покойным государем невесту Екатерину, старшую дочь князя Алексея Григорьевича.

Жива бабка покойного царя — заточенная Петром I в монастырь, затем в Шлиссельбургскую крепость, а теперь свободная Евдокия Лопухина, мать казненного царевича Алексея.