Джирджи Зейдан - Аль-Амин и аль-Мамун

Когда аль-Амин увидел Зейнаб, то, не в силах удержать радостной улыбки, поднялся со своего ложа, чтобы приветствовать племянницу. Сотрапезники халифа, все как один, встали из-за стола и почтительно склонили головы. Видя, что их присутствие здесь долее нежелательно, они, бросив на столе кувшины и недопитые чаши с вином, цветы и ветки базилика, поспешили оставить халифа наедине с племянницей. Свечи, горевшие по обеим сторонам залы, как бы подчеркивали царивший вокруг беспорядок — опрокинутые чаши, валявшиеся где попало недоеденные фрукты, измятые лепестки цветов. И чего не дал бы аль-Амин, только чтобы свечи эти потухли разом и скрыли свидетельства его позора.

Зейнаб подбежала к дяде и с плачем бросилась к нему на грудь. Он крепко обнял ее и поцеловал.

— Что с тобой стряслось, моя девочка?

Зейнаб сразу же уловила запах вина, исходивший от халифа, и с удивлением стала озираться по сторонам.

— Да что же с тобой, дорогая Хабиба? Что привело тебя ко мне? — спросил аль-Амин, стараясь предупредить ее расспросы. — Почему ты не на женской половине?

— Я уже была там, но мне захотелось повидаться с тобой. Я не знала, что ты обедаешь в такой час.

Аль-Амин обрадовался тому, что она приняла эту пирушку за обычную трапезу.

— У тебя ко мне какое-нибудь дело?

— Да, я пришла по делу, и очень важному. А где Дананир? — и Зейнаб повернулась к дверям. — Она тебе все расскажет.

Аль-Амин смотрел на нее и терялся в догадках. Что же все-таки заставило Зейнаб прийти к нему? Маловероятно, чтобы до нее дошли какие-либо подробности о его кознях по отношению к ее отцу.

— Воспитательница сопровождала тебя?

— Да… Но она не хотела, чтобы я без спросу шла к тебе, и осталась на женской половине.

Она еще раз окинула взором всю залу и искренне изумилась:

— Дядюшка, я вижу, что все эти блюда и напитки на твоем столе совсем не такие, что подаются в нашем доме.

Хотя эти слова были сказаны без всякой задней мысли, самолюбие аль-Амина было задето, потому что в них содержался явный укор.

— Просто сегодня вечером ко мне пришли гости, — попытался он оправдаться. — Давай-ка лучше перейдем на женскую половину.

Эмиру верующих не терпелось оставить приемную залу, чтобы более не выслушивать подобных замечаний. Он поднялся, взял девочку за руку и провел ее в покой, сплошь устланный коврами и подушками, на женской половине дворца. Здесь не было ни души. Аль-Амин усадил Зейнаб напротив себя, затем хлопнул в ладоши и приказал вбежавшему слуге:

— Позови сюда воспитательницу Дананир, — ему хотелось как можно скорее узнать подробности столь неожиданного прихода Зейнаб.

Вскоре появилась Дананир. На ней было покрывало, скрывавшее ее с головы до ног. Потупив взор, она приблизилась к аль-Амину, чтобы поцеловать ему руку, а затем почтительно отступила.

— Дананир, расскажи мне, что привело вас во дворец?

— Я очень сожалею, что мы потревожили эмира верующих и испортили ему сегодняшний вечер, но моя госпожа Умм Хабиба хотела прийти непременно сегодня, и я никак не могла ей помешать.

— Так… далее!

— Разве эмир верующих не посылал во дворец гонца за нашей гостьей?

— Какую гостью ты имеешь в виду?

— Нашу гостью Маймуну.

— Я ничего не понимаю. Выражайся яснее!

Теперь Дананир убедилась, что приезд гонца и арест Маймуны дело рук лишь одного визиря аль-Фадля.

— Несколько дней тому назад у нас остановилась незнакомая девушка по имени Маймуна. Моя госпожа, Зейнаб, подружилась с нею и полюбила ее. Но вот сегодня ко мне приходит письмо от визиря аль-Фадля, в котором от имени эмира верующих мне приказывают отправить девушку в халифский дворец. Я не отпустила Маймуну, считая, что она наша гостья и может пользоваться правом покровительства. Тогда пришли солдаты и схватили ее. Когда моя госпожа увидела, что Маймуну уводят силой, то пошла вместе с ней из-за того, что эта девушка очень ей полюбилась. Я не могла оставить мою госпожу одну и тоже пришла во дворец.

Дананир умолкла, а аль-Амина охватила ярость из-за того, что аль-Фадль воспользовался его именем, не спросив на то разрешения. Но он сдержал себя.

— А кто такая Маймуна? Моя вольноотпущенница?

— Она — несчастная сирота, не имеющая ни крова над головой, ни покровителя. А таких девушек во дворце эмира верующих десятки и сотни.

— Где же она сейчас?

— Она здесь, во дворце, мой повелитель.

— Приведи эту девушку ко мне. Я хочу взглянуть на нее.

Когда Дананир скрылась в дверях, аль-Амин, стремясь выказать свою любовь, обнял Зейнаб и проговорил с укоризной:

— И стоило тебе так утруждать себя из-за какой-то чужой девушки?

— Дядюшка, я люблю ее. Она такая славная, ласковая. Ты сейчас сам увидишь, что я права. Я просила солдат, чтобы они оставили ее у нас, но они не захотели. Позволь ей вернуться ко мне.

Непосредственность Зейнаб и ее пылкая, искренняя речь возымели свое действие.

— Я исполню твою просьбу, — успокоил девочку аль-Амин, — и пусть сердце твое возрадуется.

Спустя некоторое время Дананир возвратилась. За ней, склонив голову на грудь, покорно следовала Маймуна. От долгого плача ее лицо осунулось, глаза покраснели.

Она подошла к аль-Амину и с возгласом: «Я твоя рабыня, о эмир верующих!» бросилась к его ногам.

Аль-Амин вмиг оценил красоту девушки, а ее несчастный вид разжалобил его сердце.

— Встань, девушка! — сказал он. — В моем дворце ты в безопасности, тем более что ты гостья моей племянницы.

Затем он обратился к Дананир:

— Вы проведете ночь во дворце, пока я не улажу это дело. Отведи ее к себе, а ты, Зейнаб, будешь у меня сегодня гостьей, так что не беспокойся о судьбе этой девушки. Я сдержу свое слово.

После такой приветливой встречи и ласковых слов Зейнаб почувствовала доверие и расположение к своему дяде. Она ничего не знала об отношениях, которые возникли между братьями после смерти Харуна ар-Рашида, и уж вовсе не разбиралась в политике, поэтому, вспомнив об отце, решила спросить аль-Амина:

— Дядюшка, а когда приедет мой папа?

От такого вопроса аль-Амина всего передернуло.

— Я думаю, скоро, — единственное, что нашелся он ответить.

Зейнаб словно шестым чувством ощутила нежелание дяди продолжать разговор. Она отстранилась от него, глаза ее были неподвижно устремлены в пол. В эту минуту она не могла сказать, что с ней происходит. Эта особенность свойственна женской природе, ведь женщины в своих решениях руководствуются чувствами, а не законами логики. Если спросить женщину: «Чем может увенчаться начатое предприятие, грозит ему провал или его ждет успех?», она всегда ответит на этот вопрос. Но если доискиваться причин, побудивших ее сказать так, а не иначе, она не сможет привести какие-либо логичные доводы в защиту своего мнения, объяснит свой ответ тем, что так ей подсказало ее внутреннее чувство. И чаще всего женщины не обманываются в своих чувствах, как не обманываются мужчины в своих расчетах, несмотря на разницу, которая существует между женской чувствительностью и мужским умом. Мужской ум отличается способностью выводить из посылок суждение и не путать истинное понятие с ложным, а женщина наделена от природы обостренным чутьем и безошибочной интуицией. Конечно, эта природная интуиция неотделима от разума, но все же в женщине она преобладает, как преобладает разум у мужчины. И в свою очередь, если мужчину лишить способности чувствовать, то род людской постигнет огромное несчастье, ибо человек в деловой сфере живет разумом, а в кругу друзей или семьи — чувствами. Но чувствуют люди по-разному… Людям неприятно общение с человеком, эмоционально бедным, его присутствие тягостно для них, даже если он отличается недюжинным умом и силой воли. Поэтому можно наблюдать, как люди чуждаются таких ученых мужей и избегают знакомства с ними. И подобные эрудиты никогда не найдут дороги к сердцам слушателей, пока не поймут, что необходимо взывать к живым чувствам, чтобы снискать доверие людей и заслужить их дружбу.