Игнатий Ростовцев - На краю света. Подписаренок

Я сразу ухватился за эту поездку. Трудности дороги меня не пугали. А потом, мне сильно хотелось заменить отца в этой поездке, чтобы наши гости видели, что я стал уж настоящим работником и берусь за самые трудные дела.

В общем, уговаривать меня ехать в Кому не пришлось, и, напутствуемый хорошими наставлениями отца, я рано утром выехал на своей паре на кульчекскую улицу и уверенно покатил мимо наших соседей прямо на комскую дорогу.

Утро было серое и какое-то тоскливое. Кругом все заволокло. Соседние горы еле маячили за снежной пеленой. Дорогу так замело, что с самого начала пришлось ехать убродом. Однако я не падал духом и думал не о плохой дороге, а о том, что я еду в Кому как настоящий ямщик, и еду туда не по пустякам, а по важному делу. А потом, я радовался тому, что скоро увижу в Коме отца Петра, отца дьякона и нашего доброго Василия Елизарьевича. Мне хотелось как можно скорее встретиться с ними, сказать им, что я по-прежнему считаю их своими учителями и готов внимательно слушать их наставления. Мне хотелось, чтобы они тоже обрадовались встрече со мной, немного обласкали меня, похвалили бы за что-нибудь, хотя я, по правде сказать, не знал, за что они могут хвалить меня теперь, когда я уже не готовлю для них школьные уроки. Разве за то, что я не научился еще курить и не ругаюсь матом. Но как им расскажешь об этом.

В общем, я был преисполнен к отцу Петру, отцу дьякону и Василию Елизарьевичу ученического почтения, ехал к ним с раскрытым сердцем, полный самых радостных ожиданий от предстоящей встречи с ними. Плохая дорога, густой снег, который все время валил с неба, не особенно меня удручали, и я даже не заметил, как доехал до Безкиша. А за Безкишем всего через три версты и Черная Кома.

К своей родне в Черной Коме я решил на этот раз не заезжать. Но, проезжая мимо, как-то оплошал, и мои кони на полной рыси подвернули к воротам дяди Савоси. А тут как раз пригодилась и тетка Агаша и, конечно, без чая меня не отпустила. Так что в Чернавке я немного задержался.

А по Коме я ехал на большой рыси, как полагается настоящему ямщику, на паре лошадей в праздничной упряжи. Серко и Гнедко приободрились, так как понимали, что тяжелая дорога кончается и им будет хороший отдых у дяди Егора или у Малаховых. Я тоже старался не ударить лицом в грязь и, как настоящий ямщик, лихо подкатил к поповскому дому, молодецки соскочил с облучка, привязал коней к столбу и смело постучал в калитку.

Отец Петр, оказывается, уж давно поджидал подводу из Кульчека. Он обрадовался моему приезду, но сильно удивился тому, что я приехал так поздно. А когда узнал, что я ехал из Кульчека с самого утра, что всю дорогу перемело и завалило снегом, то сильно обеспокоился и послал меня к отцу дьякону и Василию Елизарьевичу торопить их с выездом.

Отец дьякон и Василий Елизарьевич тоже обеспокоились поздним моим приездом и поспешили прежде всего поесть как следует перед дорогой. Потом они очень долго собирались к отъезду. Потом целый час пили чай у отца Петра, потом очень долго усаживались в мою кошевку — отец Петр в средину, отец дьякон и Василий Елизарьевич по бокам. Только перед самым вечером мы тронулись в путь.

Серко и Гнедко хорошо отдохнули за это время и дружно затрусили по комской улице домой в Кульчек. А я, как настоящий ямщик, сидел на облучке. Отец Петр, отец дьякон и Василий Елизарьевич весело поглядывали по сторонам на комские дома и о чем-то переговаривались между собою.

Но так было только поначалу, пока мы ехали по укатанной комской улице. А как только выехали за село, все сразу переменилось. Дорога оказалась переметенной снегом. И, ко всему, еще подул резкий встречный ветер. И настроение у отца Петра и у отца дьякона сразу испортилось. Они стали теплее укутываться в свои дохи и накрываться какими-то попонами.

А Василий Елизарьевич не захватил с собой никакой попоны. И доха была у него не собачья, как у отца Петра и у отца дьякона, а козлиная, во многих местах уж совсем проношенная. И сидел он в кошеве как-то сбоку припеку, весь на ветру и, конечно, стал быстро промерзать. И как только он стал промерзать, у него сразу же испортилось настроение, и он начал выражать недовольство тем, что я везу их только легкой рысцой, а иногда даже шагом, вместо того чтобы скакать галопом, как полагается настоящему ямщику на хорошей паре с колокольцами. А потом Василий Елизарьевич завел какой-то спор с отцом дьяконом. Поначалу мне было не ясно, о чем они спорят на ветру и на морозе, но потом я разобрался, что они не спорят, а ссорятся. Василий Елизарьевич упрекал в чем-то отца дьякона, а тот отвечал ему односложно и сердито. По мере того как Василий Елизарьевич промерзал все сильнее и сильнее, он все больше и больше распалялся. Так что начал прямо кричать на отца дьякона. А тот в свою очередь стал отвечать ему резко и грубо. Так что между ними началась настоящая грызня.

Василий Елизарьевич упрекал отца дьякона, что тот неизвестно по какому праву берет себе лишнюю муку, которую собирают с прихожан на содержание причта, отсчитывает себе больше, чем ему полагается, из выручки за крестины, за похороны, за поминки и другие церковные требы. А отец дьякон доказывал Василию Елизарьевичу, что он берет себе из церковных доходов то, что ему положено по сану. Внапоследок отец дьякон тоже начал кричать на Василия Елизарьевича. Так они спорили и ругались пятнадцать верст, пока мы не доехали до самого Безкиша.

Во время ссоры они перечисляли и подсчитывали все свои доходы. Но сколько они имеют с прихожан, я так и не понял. Зимой, особенно в великий пост, доход у них, видать, очень большой. А летом во время страды и сенокоса никакого. В такое время прихожан в церковь и калачом не заманишь. Даже умерших хоронят без отпевания.

А отец Петр в их спор не вмешивался. Он с головой накрылся своей попоной и притворился спящим. А может, и на самом деле спал.

Между тем наступила ночь. Опять повалил снег. Кругом все мело и крутило. Дороги от Безкиша уж никакой не было. Надо было ехать наугад убродом. Кони мои давно были в мыле. И править ими было уж не нужно. Они сами лучше моего знали дорогу и осторожно тащили кошевку. Отец дьякон и Василий Елизарьевич закончили свою ссору. А может быть, устали ругаться и теперь дружно набросились на меня за то, что я медленно везу их. Особенно сильно ругался Василий Елизарьевич, которого мы так любили в школе за доброту и обходительность. Он все время заставлял меня подгонять Серка и Гнедка и все время грозился взбучить кульчекского старосту за то, что он не нарядил за ними настоящего ямщика на справных лошадях, а послал какого-то подростка на заморенных конишках.

Поздно вечером я привез причт Комской приходской церкви и доставил их прямо к Точилковым, у которых они квартируют при наездах к нам в Кульчек.