Игорь Минутко - Бездна (Миф о Юрии Андропове)

— И после этого вы уже очно познакомились с Андроповым?

— Именно так. Он был на банкете здесь в театре, после премьеры одного из этих спектаклей. Вот тогда я и имел честь, так сказать, пожать державную руку.— Маэстро сделал паузу. На сказанное Ник Воеводин никак не реагировал: он был отвлечен какой-то своей, похоже тяжкой, думой и, Скорее всего, повествование маэстро не слушал.— Или почти державную. Помню ощущение от пожатия этой руки. Она была большой, бессильной и холодно-влажной. Прямо скажу: ощущение не из приятных.

— Ну…— Рафт подыскивал слова.— А как вел себя Андропов в застолье, в вашей артистической компании?

— Если кратко — достойно, стараясь оставаться в тени. Он явно не хотел быть в центре внимания. Я бы рискнул сказать, что Юрий Владимирович стеснительный человек. Стеснительный, но с обостренным чувством собственного достоинства. Судите сами. На том банкете произошел маленький, но весьма впечатляющий инцидент. Был произнесен какой-то тост… Уж не помню какой. По русскому обычаю, перед тем как выпить, все стали чокаться рюмками друг с другом. Юрий Владимирович потянулся со своей рюмкой с коньяком — он ее одну и пил по глотку в течение всего вечера — к одному нашему известному, даже знаменитому актеру, барду, бунтарю, пребывающему в открытой оппозиции к властям предержащим. И тот демонстративно отказался чокнуться с Председателем Комитета госбезопасности. Я наблюдал за этой мизансценой как режиссер: интересно! За столом возникла мгновенная тишина, а сидело за ним человек тридцать. Все смотрели на актера и Андропова. Они находились друг против друга. И в этой, я бы сказал, страшноватой тишине Юрий Владимирович, улыбнувшись, пристально глядя на актера — бунтаря, сказал, подчеркнуто тихо, но все слышали: «Я рекомендую вам не отказываться чокнуться со мной,— Была выдержана блестящая актерская пауза.— Не забывайте: у КГБ длинные руки». И наш прославленный актер чокнулся с Андроповым, правда ничего не сказав, выпил свой бокал до дна и молча вышел из-за стола.— Маэстро трижды хлопнул ладонями рук. На его щеках появился румянец. Кот Макбет, который успел заснуть у него на коленях, открыл глаза и недовольно мяукнул.— Никаких реплик, дружище! — Режиссер ласково потрепал кота за уши.— Согласитесь: какой блестящий, по всем правилам высокого искусства мини-спектакль!

— То есть… Если я вас правильно понял…— Краем глаза Рафт заметил, что Ник Воеводин с нетерпением посматривает на дверь и явно томится.— Некая благосклонность Андропова к вашему театру, поддержка, ну и так далее… все это объясняется, так сказать, родственными связями?

— Не совсем.— Маэстро задумался.— Хотя отчасти, как говорится, имеет место быть и то, о чем вы упомянули. Но главное… Принципиально главное — в другом. Андропов прежде всего политик. Я допускаю — и коварный политик.— На эти слова Воеводин никак не отреагировал.— Наш театр популярен у передовой, в моем понимании, интеллигенции, творческой, технической, военной, у молодежи, прежде всего студенческой, то есть в той среде, в которой живет… мучительной жизнью, надо уточнить… в которой живет фронда существующему режиму. Политик, выстраивающий свое будущее с достаточно дальней перспективой, помышляя, безусловно, о верховной власти… А, по моему убеждению, к достижению этой власти направлены все помыслы и усилия Юрия Владимировича… Такому политику очень важно заручиться поддержкой этой среды, создать иллюзию и заставить людей поверить в то, что он разделяет многие политические и этические взгляды этой среды… Отсюда и поддержка товарища Андропова нашего театра.

— Простите,— перебил Рафт, отметив, что в диктофоне скоро кончится пленка,— вы сказали: создать иллюзию…

— Да, именно так: создать иллюзию.

— Тогда… Вопрос, который я задавал всем, с кем мне довелось беседовать в Москве об этом человеке. Скажите, какую главную черту характера Юрия Андропова вы бы выделили, поставили на первое место?

— Извольте! — быстро откликнулся знаменитый режиссер.— Аскетизм в личной жизни, и своей, и членов его семьи. У Андропова нет жажды личного обогащения.— Непостижимо! Ник Воеводин все это вроде бы слышал. Или не слышал?… Он, физически находясь в кабинете, похоже, на самом деле пребывал где-то еще, в другом измерении и по-прежнему на чудовищно-крамольные слова маэстро никак не реагировал, только смотрел на дверь, за которой недавно исчез Яворский.— Ему не нужна та плебейская роскошь, которой себя окружили кремлевские олигархи. Он в быту пуританин, подчеркнуто, даже болезненно честен; никаких привилегий для себя. Такого же отношения ко всей этой мишуре он требует от своей жены и детей. Юрий Владимирович даже тяготится теми материальными благами, больше чем излишними, которые положены ему по рангу. Повторяю: аскетизм в личной жизни и безупречная честность на бытовом уровне — такова черта натуры Андропова, которая разительно выделяет его из нашей высшей партийной элиты…— знаменитый режиссер, как и Рафт, а может быть, и раньше американца, давно заметил странное состояние, в котором пребывал «коллега» Жозефа Ник Воеводин, и теперь не обращал на него внимания,— которая, в основной своей массе, исключения — единицы, погрязла в коррупции, личном обогащении, в убогом стремлении к материальным благам, удовлетворениям тела и желудка. Это, знаете ли, когда ты черную икру жрешь большими ложками сколько хочешь, пока она не полезет из ушей.— В голосе маэстро звучали ненависть и презрение.— Словом, в этом плане Юрий Владимирович Андропов на нашем кремлевском Олимпе — белая ворона.

— Так это же замечательно! — вырвалось у несколько оторопевшего от услышанного Жозефа Рафта.

Возникла пауза. Знаменитый режиссер молчал, и лицо его было скорбно.

— Не уверен,— наконец тихо сказал он.— Лучше бы этот человек свою, безусловно недюжинную, энергию тратил, как его коллеги по Политбюро, тоже на достижение всего этого.

— Но… почему? — изумился американский журналист.

— Потому что сейчас эта могучая энергия употреблена только на одно… На достижение поставленной цели. А цель эта — верховная власть в стране.

— Ну и что же в этом плохого?

Ответить на поставленный вопрос — естественный с точки зрения здравого смысла и логики — маэстро не успел: открылась дверь, и в кабинет вошел Валерий Яворский. Взглянув на него, маэстро спросил:

— Что-то случилось?

— Да нет, что вы! Ничего не случилось.— «Переводчик» говорил быстро и был явно возбужден и взволнован.— Просто… Некоторые обстоятельства… Мне… Да и товарищу Воеводину…

— То есть,— пришел ему на помощь маэстро, теперь открыто язвительно улыбаясь,— возникли обстоятельства на работе? Вас срочно вызывают?