Игорь Ушаков - Евангелие от Егория

Мария, подавив в себе волну нахлынувшей радости, поцеловала Иосифа в лоб, совсем так же, как он поцеловал ее давеча, и сказала:

— Теперь ты все знаешь не от меня. Да простит Бог сомнения твои. А теперь давай спать.

Иосиф, весь светящийся от радости, тоже поцеловал Марию и заснул опять сном праведника. Мария же еще долго не могла заснуть, лежа неподвижно и глядя в потолок. Она была так благодарна этому доброму и наивному старику, годившемуся ей в отцы. Она радовалась за свою жизнь и за жизнь своего будущего ребенка. Оставалась только одна забота: нужно, чтобы родился мальчик! Ну, а родится девочка… Будем решать проблемы по мере их возникновения! Думать все время про завтра — значит, не жить сегодня.

В начале декабря по всей земле Палестинской пронеслась весть о том, что кесарь Римский — Август повелевает сделать перепись народонаселения по всем Римским провинциям. И приказано было каждому жителю придти в тот город, где он был рожден, и записаться там в список у представителя Римской администрации.

Иосиф, взяв с собой жену, направился из Галилеи, из города Назарета, где они жили с Марией, в Иудею, в город Давидов, называемый Вифлеем, потому что сам он был из дома и рода Давидова. Мария была уже на сносях, ходить на такие огромные расстояния ей было уже не то, чтобы трудно, а просто невозможно. Поэтому посадил ее Иосиф на осла, и побрели они опять по той же дороге, по которой почти полгода назад Мария ехала к тетке своей, Лисавете. Благо, что дни стояли нежаркие, наступила зима, и в горах по ночам было даже несколько прохладно. Иосиф окутал Марию теплыми одеялами, опасаясь за здоровье ее и будущего младенца.

После почти трех дней изнурительной езды по диким горным тропинкам, Иосиф и Мария поздно вечером прибыли к месту своего назначения — захудалый провинциальный городишко Вифлеем, который скорее напоминал большое село, нежели город. Искать родственников Иосифа не было ни времени, ни сил. Да к тому же, вряд ли знатные горожане из рода Давидова были бы рады видеть своего неудачливого родственника. Поэтому Иосиф с Марией зашли на ночлег на небольшой постоялый двор на самой окраине Вифлеема. Они постучали в дверь, на их стук из столовой залы вышел хозяин постоялого двора, где он трапезничал со своими постояльцами. Оглядев запыленных и измученных пришельцев, он сказал им, ковыряя ногтем в зубах и цыкая, что в его гостинице «местов нету», и что лучше им поискать ночлег в другом месте.

Тяготы ли нелегкой дороги или же просто наступившие сроки, — непонятно, что подействовало больше, — но пришло время Марии рожать. Еще только-только проехав Иерусалим, который лежал на их пути, Мария почувствовала приближающиеся схватки, но каким-то чудом удержалась на последних трех-четырех стадиях дороги. И вот, наконец-то, с трудом слезши с осла и отогревшись в тепле сельской гостиницы, она почувствовала, что момент наступил. Она прошептала об этом Иосифу, и тот, достав из кожаного мешочка, который он носил на поясе, пару серебряных сестерциев протянул их хозяину постоялого двора. Деньги сработали лучше всяких уговоров, и хозяин предложил им провести ночь в хлеву, где есть большая куча сена для скотины.

— Да вы не думайте, что там хуже, чем в нумерах. — Сказал он, проводя их в хлев. — Там в каждой комнате вповалку спят по шесть-семь человек на деревянных лавках. Вам-то даже комфортнее будет спать: лежанка мягче да и теплее — эва, как скотина-то тепла понадышала!

Едва хозяин ушел, Мария со стоном завалилась на сено и тут же разрешилась от бремени. Иосиф, как мог, помогал ей: перевязал новорожденному пуповину, обтер его немногими сохранившимися в относительной чистоте тряпочками, запеленал младенца в заранее припасенную простыночку и осторожненько положил в пустые ясли.

Скотина в хлеве взбудоражена была присутствием незнакомцев. Овцы и бараны сбились в кучку в противоположном углу хлева и противно блеяли, нахохлившиеся куры на шесте отряхивались, будто намокшие, и недовольно кудахтали. Одна только корова, меланхолично жуя сено, молча смотрела своими глупыми глазами прямо в люльку на спящее дитя.

Родился младенец поздней ночью в декабрьский день, буквально перед началом нового года: а шел тогда 753 ab urbe condita, то есть 753 год с основания города Рима…

Иосиф и Мария, склонившись над яслями, в которых лежал младенец, разговаривали между собой о том, что раз их мальчик — Божий сын, то и быть ему помазанником Божьим и править всеми еврейскими землями от Иудеи до Галилеи. Вот уж эти гордецы из колена Давидова подергаются тогда, подумал Иосиф, но тут же отогнал эту злорадную мысль, как недостойную праведного человека.

В это время, из трапезной залы вышел по малой нужде один из пастухов, возвращавшихся с пастбища на пересменок. Услышал он странные речи прибывших странников, увидел младенца, почивающего в яслях, и побежал опять к столу, где его собутыльники вели обычный разговор ни о чем, как это всегда ведется у полупьяного мужичья.

Прибежавший со двора пастух громко, но каким-то полушепотом, сказал, вытаращив глаза:

— Мужики!.. Там, ета, как ево… Помните мужик-то приехал с бабой-то брюхатой давеча? Так она, ета, таво, разродилась в хлеву. И гуторят мужик-то с бабою своей о том, что мол, сын у них от Бога!

— Да иди ты! Пил бы поменьше! Ясное дело, все дети — от Бога! От кого же еще? — сказал кто-то насмешливо.

— Не-е-а, правда! Они там все про род Давидов талдычат, жена мужа своего называет «сыном Давидовым»…

— А што, можа, и правда… — откликнулся другой. — Ведь идет же молва, что скоро народится новый пророк Божий, покрепче прочих. Он, грят, ужо и супостатов римлянских накажет, да и Аароновых приблюдков в узде содержать будет.

— Ну, да! Ведь не зря же уж второй день висит над Вифлеемом звезда хвостатая. Не иначе, как Божье знамение!

— А и впрямь, ждем не дождемся Мессию. Хоть бы уж скорее. Совсем жисти нетути. Как говорят, ни тпру, ни ну…

— А вдруг и взаправдашний сын Божий во хлеве? Ай, нам бы не сплошать! Надо бы младенца-то умаслить!

— А что как он вовсе и не Божий сын?

— А у тебя что, убудет что ли, дурень, если подарочек сделаешь? Если зря, так потеряешь немного, а если не зря — о-го-го!

— И то верно, — добавил кто-то, — убытка на два асса, а прибытку может быть на шекель серебра!

— Ладно, пойдем, поприветствуем родителей да подарочки какие никакие сделаем мальцу новорожденному. Ясное дело, что ничего не прогадаем…

И пошли пастухи во двор, и постучали в ворота хлева. Отворил им Иосиф, видит быдло какое-то полупьяное, стоят, с ноги на ногу переминаются. Тут один из них — тот, что во дворе мочился — и говорит:

— Примите дары наши скромные для сыночка вашего. Поздравляем с новорожденным! Дай Бог здоровьица сыну Божию да и Вам также.