Дмитрий Дмитриев - Золотой век

— Что делать, Мари, надо покориться судьбе! Ну, нам пора, поедем.

Княжна и ее подруга, еще раз поблагодарив доброго старика Данилу, направились к двери.

— Вы не сказали, госпожи милостивые, кто вы, кто был у меня в гостях, не назвали свои фамилии, — провожая их, промолвил Данило.

— Ах, да… я — княжна Наталья Полянская, а это моя подруга Мария Протасова; обе мы имеем честь быть фрейлинами ее величества, об этом мы уже вам сказали, — ответила ему княжна.

— Как, вы, вы — княжна Полянская? — старик Данило удивился и растерялся.

— Да… я бывшая невеста вашего зятя Серебрякова.

— Простите, княжна, я… я не знал.

— Вы смущены? Напрасно, ведь это в порядке вещей… на свете ничто не вечно, все скоро забывается, все… Прощайте… Увидите Сергея Дмитриевича, скажите ему, что я не сержусь на него… желаю ему счастия.

При этих словах голос у княжны Натальи Платоновны дрогнул, на глазах у нее опять показались слезы.

— Пойдем, Наташа, ты так расстроена… Пойдем же! — Мария Протасова чуть не насильно увела подругу из домика Данилы.

До самых ворот провожал их Данило со своей женой.

Княжна Полянская и Мария Протасова жили в Киеве в одной комнате, находящейся во дворце, занимаемом императрицей.

Княжна Наталья Платоновна, вернувшись к себе, много плакала, несмотря на все утешения Марии Протасовой.

Она не могла допустить и мысли, что Сергей Серебряков забудет ее, разлюбит, княжна так глубоко любила.

Несмотря на все доводы, которые выставлял ей Потемкин и присные с ним люди, что Серебрякова давно нет в живых, княжна Наталья им не верила, ей как был сердце говорило, что любимый ею человек жив и что долго ли, коротко ли, а все же она встретится с ним. Княжна жила и надеялась. И теперь все ее надежды разбиты, превращены в ничто.

— Что же это, Мари, милая, неужели все люди таковы? Господи, кому же верить, кому верить, — со слезами говорила княжна своей подруге. — Ведь более десяти лет я считала Сергея Дмитриевича своим милым женихом. Ни на минуту не переставала его любить. Я верила во взаимность наших чувств, и что же… Я ждала счастия… и дождалась…

— Ах, Натали, милая, и вздумала ты верить мужчинам… Вот я ни за что не пойду замуж. И знаешь почему, потому что я не верю ни одному мужчине…

— Неужели, Мари, так старой девой и будешь жить, как я….

— Что же, так и буду жить, а то в монастырь пойду…

— Такая молодая, такая красивая…

— Вот и ты, Натали, и молодая, и красавица, а ведь тоже, пожалуй, не пойдешь замуж?

— Мое иное дело… Я перед тобой, Мари, старуха; мне теперь, моя милая, одна дорога осталась — монастырь.

— И отлично, и я с тобой туда же. Уйдем мы в монастырь, тогда наши женихи с досады лопнут… о нас станут они, противные, жалеть и о нашем приданом…

Своим разговором Мария Протасова хотела хоть немного развлечь свою убитую горем подругу.

На другой же день, после свидания со стариком Данилой, княжна Наталья Платоновна сильно захворала и не столько от простуды, сколько от рокового известия.

Нервное потрясение и простуда чуть ли не уложили ее в могилу.

Искусство придворных врачей, молодость и хороший уход — все это взяло верх над болезнью, и княжна стала поправляться, хотя и медленно; она пожелала ехать к отцу, в Москву; к тому же путешествие по воде доктора нашли безусловно для нее вредным.

Императрица очень сожалела о княжне Полянской: в продолжение ее болезни несколько раз навещала ее, выказывая свое внимание и расположение к больной. Добрая государыня не решилась отпустить в Москву княжну Наталью только с прислугою, а приказала сопровождать ее Марии Протасовой.

Княжна Наталья Платоновна была этому очень рада; не менее ее радовалась и Протасова, она так привязалась и полюбила княжну, считая ее своей сердечной подругой.

Неожиданный приезд дочери, ее болезнь — немало напугали старого князя Платона Алексеевича, а в особенности княжну Ирину Алексеевну.

— Успокойтесь, папа, и вы, тетя, успокойтесь, мои милые… Я теперь здорова, совсем здорова… И знаете ли, я теперь с вами никогда, никогда не разлучусь, — растроганным голосом говорила княжна Наталья Платоновна, попеременно обнимая и целуя отца и тетку, — перед отъездом я просила императрицу о моем увольнении…

Мария Протасова, погостив у подруги несколько дней, принуждена была вернуться в Киев, ко Двору.

При расставании подруги плакали и несколько раз обнимали друг друга.

Старый князь и его сестра, княжна Ирина Алексеевна, сердечно благодарили Протасову за ее любовь к княжне, за ее родственные к ней отношения.

— Ах, князь, я так привязалась к вашей дочери, так ее полюбила… знаете ли, что я вам скажу… ведь мы с ней вместе хотим идти в монастырь… да, да… не верите? Спросите у дочери, Натали, милая, ведь так? — проговорила Протасова, обращаясь к подруге.

— Да, да… так, — с улыбкой ответила та.

— Слышите, князь, слышите…

— Слышу, и знаете, Мари, что я вам скажу…

— Что, что такое?

— У вас глаза, право, не монастырские… и я думаю, что скоро мне придется пировать на вашей свадьбе.

— О, князь, едва ли этого вы дождетесь!

Марья Протасова уехала.

И в доме князя Платона Алексеевича потекла обычная жизнь, тихая, покойная.

Князь Полянский жил в Москве как-то особняком от других родовитых дворян. Ни к кому на балы не ездил и сам у себя балов не устраивал, потому что его дочь княжна Наталья отказывалась от всех выездов и балов.

Сергей Серебряков для восстановления своих прав должен был ехать в Петербург; там, по приказанию императрицы, должны были ему выдать новые документы на звание и чин.

Серебрякову предстоял неблизкий путь; а он плохо поправлялся от своей болезни, которая была почти неизлечима, и несмотря на это, он все же поехал со своею любящей женой.

Путь Серебрякова был через Москву: в Москву он приехал усталый, разбитый от продолжительной дороги.

Оправившись и отдохнув, он отправился в Кремль поклониться святыне и, выходя из одного собора, случайно встретил княжну Наталью Платоновну Полянскую.

Несмотря на десятилетнюю разлуку, они узнали друг друга.

— Княжна! — с большим смущением проговорил Серебряков.

— Здравствуйте, Сергей Дмитриевич… вы узнали меня? — с кроткой улыбкой спросила княжна у смущенного Серебрякова…

— Да, да, княжна… Я узнал вас…

— Спасибо и на этом… вы смущены?

— Княжна, не презирайте меня…

— Что вы, что вы… за что же мне вас презирать?

— Я… я стою того, княжна, — виноватым голосом проговорил Серебряков, опуская свою голову.

— Пройдемтесь, ведь вам некуда спешить?

— Я так рад, княжна, встрече с вами. Рад, что вы на меня не гневаетесь.

— Что гневаться… зачем? Ведь тем не поможешь, былого не вернешь…