Дмитрий Дмитриев - Золотой век

Граф Петр Александрович в своей приемной застал обер-полицеймейстера.

Судя по лицу, начальник полиции был чем-то сильно встревожен и озабочен.

— Вы что? — сухо спросил у него фельдмаршал Румянцев-Задунайский.

— Ваше сиятельство, имею честь отрапортовать…

— О чем, что?

— Исполняя приказание вашего сиятельства, я отрядил стражу с полицейским офицером, чтобы арестовать поляка Ивана Зорича и препроводить его в острог.

— Ну, ну? Да говорите скорей, сударь мой! — сердито проговорил граф Петр Александрович, — он недолюбливал начальника полиции.

— Зорич скрылся, ваше сиятельство, бежал, — робко произнес обер-полицеймейстер.

— Как, как бежал?

— На родину бежал, ваше сиятельство.

— А как же ты смел до сего побега допустить преступника! Как смел, спрашиваю я, государь мой?

— Помилуйте, ваше сиятельство.

— Нет, государь мой, миловать тебя я не намерен. О твоем упущении доведу до сведения государыни императрицы.

— Я не виноват, ваше сиятельство.

— А кто же? Может, я по-твоему, виновен? Ты начальник полиции, ты и отвечаешь. Я сейчас поеду к генерал-губернатору жаловаться, — кричал на начальника полиции граф Румянцев-Задунайский.

— Видит Бог, я не виновен, ваше сиятельство. Поляка кто-нибудь предупредил.

— А кто, кто предупредил? Наверное, кто-нибудь из твоих же подчиненных. Я отдал приказ об аресте поляка сыщику?

— Так точно, ваше сиятельство, сыщику Мишке Жгуту, он и доставил мне сей указ; я тотчас же отдал распоряжение об его исполнении.

— Хорошо исполнение, нечего сказать. Мне необходимо было сделать допрос поляку о пропавшем офицере Серебрякове. С кого же я теперь, государь мой, стану чинить допросы? Чтобы бежавший был разыскан. Слышишь?

— Слушаю, ваше сиятельство.

— Где хочешь, а отыщи мне его. Поставь всю полицию на ноги. Пошли по всем дорогам погоню.

— Погоня уже послана, ваше сиятельство.

— Повторяю, поляк Зорич чтобы был отыскан. Не худо допросить хорошенько сыщика, прямо ли к вам он принес мой приказ? — уже более спокойным голосом проговорил граф Петр Александрович.

— Сыщик человек испытанный, ваше сиятельство, исправный и до службы очень старательный.

— А все же допросить его не мешает.

— Будет исполнено, ваше сиятельство.

— Так или иначе, а поляк чтобы был розыскан и представлен мне.

— Слушаю, ваше сиятельство. Еще никаких приказаний не будет от вашего сиятельства?

— Никаких! Ступайте.

С низким поклоном оставил начальник полиции кабинет вельможи; вернувшись к себе, он потребовал немедленно Мишку Жгута.

— Ну, Жгут, выручай! — такими словами встретил начальник полиции сыщика.

— Рад стараться, ваше превосходительство, — вытягиваясь в струнку, ответил тот.

— Верни, розыщи. Вырой хоть из земли или роди мне поляка Зорича!

— Постараюсь, ваше превосходительство.

— Постарайся, Жгут. Иначе мне и тебе придется плохо. Фельдмаршал Румянцев-Задунайский со свету нас обоих сживет.

— Помилуйте, ваше превосходительство, за что же?

— Здорово живешь. Ведь граф не свой брат, с ним не заговоришь! Пожалуется генерал-губернатору, вот и пиши пропало, подавай в отставку. Так ты, Жгут, не доводи меня до такого положения. Выручай. На тебя одна надежда.

— Я, ваше превосходительство, живот свой готов за вас положить.

— Знаю, Жгут, знаю. Поэтому и говорю: выручай, старайся.

— Душою рад, только, ваше превосходительство, прикажите как выручать-то?

— Известно как, верни Зорича и предоставь его, каналью, в мою канцелярию.

— Трудно, ваше превосходительство.

— Что трудно?

— А вернуть поляка.

— Врешь, не трудно. Возьми тройку, мало — две, и лети по следам поляка; верни его во что бы то ни стало.

— Не вернешь, ваше превосходительство, — настойчиво проговорил хитрый сыщик.

— Я… я приказываю тебе!

— Можно, ваше превосходительство, и поляка Зорича не вернуть, а от беды и ответственности перед графом Румянцевым-Задунайским избавиться, — как бы что придумав, живо проговорил Мишка Жгут.

— Но как, как?

— Подложного Зорича предоставить к его сиятельству графу.

— Подложного? Как же это так?

— А вот как-с: ведь его сиятельство, граф поляка Зорича не знает, он ни разу его не видывал!.. Так ли?

— Так, так. Дальше!

— А дальше, ваше превосходительство, будет, что я предоставлю графу другого поляка, который будет называться Зоричем, и он при допросе ответит графу Румянцеву-Задунайскому все то, чему мы научим его говорить.

— Мишка, а ты гений! — весело воскликнул начальник полиции, радуясь находчивости и «смекалке» своего доверенного сыщика.

— Как вы изволили сказать? — не понимая, переспросил Мишка Жгут.

— Говорю, ты гений. Впрочем, слово тебе это неизвестно, объяснять нечего. А ты лучше скажи, у тебя на примете есть человек, который будет изображать перед вельможей графом поляка Зорича, если мы настоящего не поймаем?

— Есть, ваше превосходительство.

— Молодчина ты, Жгут! Право молодчина!

— Только, ваше превосходительство, надо денег дать подложному Зоричу, чтобы он выдавал себя за настоящего.

— Известно. Разве кто даром согласится принять на себя чужое имя.

— Это бы еще куда ни шло. А то ведь тому человеку придется в остроге посидеть, а может и пытку попробовать. Ведь вы сами изволили сказать, ваше превосходительство, что граф Румянцев-Задунайский шутить не любит.

— Верно, Жгут, верно! Кто попадет к нему в руки, тот натерпится муки.

— Вот видите, ваше превосходительство, стало быть без денег нельзя.

— За деньгами дело не постоит.

В тот же день, вечером, перед графом Румянцевым-Задунайским стоял какой-то сомнительной наружности человек, со связанными назад руками. С лица и по своему выговору он походил на поляка или скорее на цыгана, о чем говорил смуглый цвет его лица и черные, кудрявые волосы на голове и длинные такие же усы; ввел его в графский кабинет полицейский комиссар.

— Ты поляк? — пристально посматривая на стоявшего перед собою человека, спросил у него граф Петр Александрович.

— Так точно, ясновельможный пан, сиятельный граф.

— Сказывай свое прозвище.

— Зорич, по имени Иван, — не моргнув глазом, ответил вымышленный Зорич, подкупленный сыщиком Мишкой Жгутом, он был никто иной, как по роду занятий шулер, промышлявший, подобно Зоричу, темными делами. Зорич и Ветринский были друзьями издавна; Ветринский находился почти всегда у Зорича на его постоялом дворе; он так же, как и его приятель, был в сильном подозрении у московской полиции.

Мишке Жгуту не составило большого труда уговориться с Ветринским, чтобы он на время принял имя своего бежавшего приятеля Зорича.

Мишка-сыщик дал ему за это денег и предупредил, чтобы он не боялся, если на несколько дней посадят в острог, и научил, что ему отвечать, когда граф Румянцев-Задунайский будет ему делать «строгий» допрос.