Макс Галло - Нерон. Царство антихриста

Так кто же мог поверить в то, что Агриппина не пряталась за перегородкой, чтобы подталкивать Нерона, править от его имени? Достаточно было посмотреть, как она въезжала на колеснице в Капитолий, — честь и привилегия, на которую имели право только жрецы и коронованные особы, — чтобы оценить размах ее притязаний. Да разве сама она не объявляла во весь голос, бросая вызов всем, кто находился в большом зале дворца, где она собирала городских магистратов, что с основания города она — первая римлянка, дочь, сестра и жена императора, а также мать одного из властителей мира?

В этом списке Агриппина называла Германика, Калигулу, Клавдия и Нерона, не стесняясь провозглашать последнего властителем, хотя Клавдий еще сидел на троне.

У кого достало бы сил спутать ее планы? Ведь Нерон, в одеждах, расшитых золотом, увенчанный лавровым венком, уже разъезжал по великому городу, с пышностью, какую могут себе позволить лишь выигравшие войну полководцы да императоры.

Казалось, что весь Рим был у ног Агриппины. Я слышал, как чернь выкрикивает имя ее сына, когда он, стоя в колеснице, запряженной четверкой, выпятив грудь и натянув поводья, мчится галопом и песок бьет фонтанами из-под копыт.

Его приветствовали и на виллах Авентина и Эсквилина, но это уже не были бедняки, мечтавшие о краюхе хлеба и бутылке вина или о горсти динариев за рвение, с которым они приветствовали его, сидя на скамьях амфитеатра.

Там, в богатых залах, украшенных статуями и настенной росписью, за столами, ломящимися под тяжестью фруктов, паштетов, мяса, сладостей и освещенными факелами, пламя которых играло в хрустале кувшинов с лучшими винами Италии, Испании, Галлии и даже Греции, теснились самые богатые и могущественные, самые образованные и утонченные граждане Рима: сенаторы, адвокаты, трибуны, поэты. Одни состязались в искусстве с Вергилием, Овидием, Цицероном и даже с Гомером и Фукидидом. По большей части это были выпускники греческой школы на Родосе. Другие были начинающими писателями, как, например, Петроний, Лукан или Марциал. Они оказались за роскошным столом благодаря таланту или протекции родственников и земляков из Испании и Галлии. У этих людей были гибкий ум, меткий глаз и язык острее бритвы. Провести их было невозможно. Они знали, что деньги — это кровь Рима, и чем их больше, тем с большим основанием ты считаешься гражданином этого города, тем больше у тебя свободы. И тогда ты можешь взять на службу десятки рабов, мальчиков и жриц любви, чтобы не скучать ночью.

— Если бы у меня не было моих маленьких сучек, что бы я делал по ночам? — вопрошал один из великих. — Они облизывают меня и засовывают свои язычки мне в уши, и я не слышу грохота колесниц и чудовищного шума, который так мешает спать в Риме.

Вокруг смеялись.

— У тебя только сучки или кобельки тоже есть?

— Мне годятся любые умелые языки. И я готов за них платить сколько нужно.

Кто-то шептал на ухо одному из молодых и алчных литераторов:

— Ты тоже хочешь быть богатым, чтобы покупать молодых рабов? Тогда становись адвокатом, это денежное ремесло. Сундуки Минервы набиты золотом.

И тут появлялся Нерон, брал в руки кифару и начинал декламировать своим приятным голосом. Все аплодировали.

Преклоняясь перед мудростью и строгостью Сенеки, я тем не менее упрекал его в том, что день ото дня он становился все более снисходительным и даже раболепным по отношению к Агриппине и Нерону. Прогуливаясь со мной в парке, Сенека мог долго говорить о системе верований в Египте, о великом Ниле, возле которого он прожил целых пять лет и познакомился со жрецом Херемоном. Подобно ему, Сенека стал придерживаться аскетизма; и тут же я слышал от него хвалу Агриппине и Нерону и рассказы о том, что говорил о них бог Аполлон, явившись ему во сне.

Этот сон учитель описывал подробно. Аполлон говорил следующее: «Красотою Нерон схож со мной. Его лик мягко рдеет, отбрасывая нежный отблеск на шею и развевающиеся локоны». И снова все аплодировали.

Агриппина небрежно напомнила, что свет Аполлона осенил ее сына в день его рождения.

Однако по части угодливости Сенеку явно превосходил Бурр, префект преторианцев, в обязанности которого входило также председательство в ассамблее, санкционировавшей назначение императора. Но то, что я мог простить простому солдату, обязанному Агриппине всем, совсем не вязалось с образом философа. Болтали, разумеется, что Сенека жаждал богатства, что он занимался ростовщичеством в Британии, владел поместьями в Италии, Испании, Египте и виноградниками в Сабинии, что он был самым знаменитым адвокатом и оратором Рима и дорого брал за свою работу.

Для меня же он был наставником, говорившим со мной о бессмертии души и в уединении парковой аллеи поверявшим мне свои сомнения. Он сравнивал свои верования с философией Филона Александрийского, изучал религию Моисея и даже учение Христа, этого распятого иудея, сторонники которого стали изгоями и в Иудее, и в Риме. Однако от Иерусалима до Тарса и даже в самом Риме секта Христа становилась все более влиятельной среди самых униженных, поскольку провозглашала равенство и проповедовала бессмертие души.

Я прерывал Сенеку и задавал ему вопросы.

Как же мог он, глядевший на мир глазами свободного человека, с таким жаром аплодировать Нерону и льстить ему, как самый растленный из любовников Агриппины? Как мог он уподобиться Палласу, вольноотпущеннику, которого осыпали почестями и деньгами за то, что он просил сенат низводить до положения рабыни всякую женщину, вступившую в любовную связь с рабом, но оставлять ее свободной, если хозяин раба знал об этой связи и разрешал ее?

Разве не такой же Паллас, или Бурр, или один из этих адвокатов, желая понравиться и подольститься к Нерону, попросил его — Нерон был принцем Молодости и консулом — быть судьей в делах которые они вели?

Сенека пожал плечами.

— Нерон станет императором, а я тебе уже говорил, Серений: мудрец принимает выбор богов и людей.

Подняв лицо к небу и помолчав мгновение, он добавил неуверенно:

— Нерон меня удивляет. Он слушает. Он учится. Ему не нужны помощники и советники, чтобы подсказывать имена граждан, с которыми он встречается. Он помнит все и всех. Он усвоил мои уроки. Ты слышал его речи в суде? — спросил меня учитель.

В процессе, который шел на греческом языке, Нерон защищал право жителей острова Родос на свободу и выиграл тяжбу. Очень удачно и к месту сославшись на троянские корни Рима, а именно напомнив, что царь Трои Эней был одним из предков рода Цезарей, он избавил троянцев от государственных пошлин. Затем, перейдя на латынь, в выражениях, по изяществу не уступавших речам Цицерона, он настоял на том, чтобы Болонье, сильно пострадавшей от пожаров, было пожертвовано десять миллионов сестерциев.