Генри Хаггард - Элисса

— Я не хотел вас обидеть, поверьте, — смиренно сказал Гуд. — Давайте выпьем в знак примирения, старина.

Так мы и поступили.

Назавтра мы снова ужинали вместе, и, хотя Квотермейн все еще не мог забыть насмешек Гуда, мы уговорили его рассказывать дальше.

— И вот, — продолжил он, — за несколько минут до заката мы закончили работу. Мы трудились весь день, прервавшись только на обед, ибо нелегко было обработать пять бивней, да тем более таких, какие лежали теперь передо мной в ряд, сверкая белизной. Кстати, об обеде стоит сказать особо, это было жаркое из сердца слона, — того самого, с одним бивнем; слон был такой огромный, что слуга, которого я послал достать сердце, извлекал его из слоновой туши по частям. Мы нарезали его на куски и пожарили. Мне никогда не приходилось пробовать ничего подобного — мясо просто таяло во рту. Кстати, я потом осмотрел челюсть этого слона: в ней с самого начала рос только один бивень, признаков второго — даже намека на него — я не обнаружил.

Итак, передо мной лежали пять прекрасных бивней, точнее сказать, четыре, потому что Гобо с другим слугой распиливали самый крупный бивень на две части. Я очень не хотел этого делать, но пришлось — по опыту мне было известно, что иначе донести бивень будет невозможно. Сто шестьдесят фунтов слоновой кости, к тому же не до конца обработанной, — слишком тяжелая ноша даже для двух человек, а нам предстояло тащить бивни по сильно пересеченной местности. Я сидел, наблюдая за работой, покуривая трубку в свое удовольствие; вдруг в кустах послышался шорох, и оттуда вышла очень красивая девушка-туземка, лет двадцати, с корзиной маиса на голове.

Конечно, странно было встретить молодую девушку в таком диком месте, вдали от какого бы то ни было жилья, но я не придал этому особого значения, а позвал одного из слуг и велел ему узнать, сколько она хочет за всю корзину и нельзя ли где-нибудь по соседству купить еще маиса. В этот момент чья-то тень заслонила свет. Я обернулся: девушка стояла прямо передо мной, так и держа корзину на голове.

«Марем, марем», — произнесла она, тихонько хлопая в ладоши. Слово «марем» на языке живущих в этих краях матуку (хотя она и не была матуку) значит то же, что «коос» по-зулусски, а похлопывание в ладоши — форма приветствия, очень распространенная среди басуту.

— Что, красавица, хочешь продать маис? — спросил я ее на сисуту.

— Нет, великий белый охотник, — ответила она по-зулусски. — Это подарок.

— Прекрасно! — обрадовался я. — Поставь корзину на землю.

— Подарок за подарок, белый человек.

— А-а, — проворчал я, — старая история: ты — мне, я — тебе. Так что же ты хочешь взамен — бусы?

Она кивнула, и я уже было послал за бусами, но она меня остановила.

— Подарок из рук того, кто дарит, дорог вдвойне, — произнесла она, причем, как мне показалось, с каким-то особым смыслом.

— Ты хочешь, чтобы я сам вручил тебе подарок?

— Конечно.

Я встал, чтобы пойти вместе с ней за бусами.

— А почему ты говоришь по-зулусски? — с подозрением спросил я. — Ведь ты из племени матуку.

— Я не матуку, — ответила она, предварительно убедившись, что нас никто не слышит. — Я из народа Налы, а наше племя — из рода бутиана. Мы живем там. — Она показала на горы. — К тому же я одна из жен Вамбе. — Тут у нее в глазах сверкнул странный огонь.

— А как ты добралась сюда?

— Пешком, — лаконично ответила она.

Мы подошли к тюкам, я вскрыл один из них и достал пригоршню бус.

— Ну что ж, — сказал я, — подарок за подарок. Это тебе за маис.

Девушка взяла бусы, даже не взглянув на них, что разбудило во мне любопытство. Сняв с головы корзину с маисом, она высыпала ее содержимое на землю.

На дне корзины лежали какие-то странные зеленые листья, похожие на листья гуттаперчевого дерева, но потолще и помясистее. Как бы невзначай, девушка достала из корзины один такой лист, понюхала его и подала мне. Я решил, что она хочет, чтобы я тоже его понюхал, и даже собрался доставить ей это удовольствие, но тут мне в глаза бросились какие-то странные красные царапины, покрывавшие зеленую поверхность листа.

— Вот! — почти шепотом произнесла девушка (ее, кстати, звали Майва). — Прочти эти знаки, белый человек!

Не отвечая ей, я продолжал рассматривать лист. Он был весь исцарапан, вернее, исписан чем-то острым, по всей видимости, гвоздем. Едкий сок из царапин, попав на поверхность, приобрел кроваво-ржавый оттенок. Я быстро нашел начало этих каракулей и прочел все сообщение. Оно было написано по-английски и целиком занимало этот и еще два других листа.

«До меня дошел слух, что в землях матуку охотится белый человек. Я должен предупредить его, пусть немедленно уходит во владения Налы. На рассвете Вамбе собирается снарядить солдат, белому охотнику грозит гибель, ибо он начал охоту без хонго. Ради всего святого, кто бы вы ни были, постарайтесь мне помочь! Почти семь лет я томлюсь в рабстве у этого дьявола Вамбе и семь лет терплю постоянные побои и истязания. Он убил всех моих спутников, а меня держит здесь только из-за того, что я умею работать с металлом. Письмо это вам передаст Майва, его жена; она бежит к своему отцу Нале, потому что Вамбе убил ее ребенка. Доберитесь до Налы и уговорите его напасть на Вамбе. Майва проведет вас через горы. Ваша помощь будет вознаграждена — изгородь главного крааля Вамбе целиком построена из бивней. Ради Бога, не оставьте меня в беде, иначе я покончу с собой! У меня больше нет сил.

Джон Эвери»

— Силы небесные! — в изумлении воскликнул я. — Эвери! Да ведь это же он, мой старый приятель!

Тут Майва указала мне на другую сторону листа, где было еще что-то приписано. И вот что я прочел: «Как мне стало известно, белого человека в этих краях все называют Макумазан, а это никто иной, как мой старый друг Аллен Квотермейн. Молю бога, чтобы это оказалось так, потому что знаю: он не бросит друга в беде. Смерти я не страшусь, мне уже все равно, умру я или нет, но сначала надо рассчитаться с Вамбе».

«Нет, старина, — подумал я, — разве я могу оставить друга на произвол судьбы, если есть хоть малейшая возможность вызволить его из неволи? Я выкручивался и не из таких переделок, хватит смекалки и на этот раз. Надо просто разработать толковый план. И потом, ограда из слоновой кости… От нее тоже глупо отказываться».

Я обратился к женщине:

— Тебя зовут Майва?

— Это так.

— Ты дочь Налы и жена Вамбе.

— Это так.

— Ты сбежала от Вамбе и направляешься к отцу — Да.

— А почему ты от него убежала? Подожди, я прикажу слугам готовиться в путь, — и, позвав Гобо, велел ему немедленно собираться.

Вместо ответа молодая женщина достала из маленького мешочка из антилопьей шкуры, который висел у нее на поясе, — что бы вы думали! — высушенную детскую ручку, да к тому же основательно провяленную на огне. Можете себе представить мой ужас!