Генри Хаггард - Элисса

Новая атака началась примерно через полчаса. Теперь нападающие избрали новую тактику. Поняв, что нападать на нас плотным строем слишком рискованно, они разбились на небольшие группы по пять-шесть человек. В одном месте у насыпи земля обрушилась, и образовалась яма, куда наш огонь не попадал. Здесь и начали собираться воины Вамбе. Конечно, мы старались убить как можно больше солдат, пока они бежали к яме, но для этого требовались меткие стрелки, а их то нам как раз и не хватало. Плохо было и то, что наши готовы были стрелять из своих так называемых ружей направо и налево, даже по самым маленьким группам врагов. И хотя первые ряды матуку были сметены, следовавшие сзади достигли цели почти не пострадав, поскольку для того, чтобы перезарядить туземные ружья и старые мушкеты, требовалось очень много времени. Я стрелял то из ружья, то из карабина с такой скоростью, что их почти невозможно было держать в руках, так они раскалились, но разве мог я в одиночку остановить такой натиск или хотя бы существенно уменьшить число врагов? В яме, всего в нескольких ярдах от нас, их собралось уже не меньше тысячи, а те, у кого были ружья, непрерывно обстреливали насыпь. Матуку убили двух моих носильщиков и ранили третьего, ибо они оказались чрезвычайно удобной мишенью. Видя, что положение становится серьезным, я посредством угроз и уговоров убедил наших солдат прекратить бесполезную стрельбу, перезарядить ружья и приготовиться к штурму. Не успели они исполнить мой приказ, как враг с ревом бросился на нас. Должен заметить, что я никогда бы не поверил, что матуку способны на такие решительные действия. Довольно большой отряд обогнул насыпь и атаковал нас с тыла, а остальные карабкались наверх со всех сторон. Мы оказались в кольце.

«Огонь!» — крикнул я, и результат даже превзошел мои ожидания. Десятки нападавших остались лежать на земле, но, хотя мы и задержали врагов ненадолго, полностью остановить их не смогли. Они сдвинули ряды и захватили первую линию укреплений, убив многих наших солдат. Боролись мы уже почти исключительно холодным оружием, так как времени перезаряжать ружья не было, но это-то как раз и устраивало бутиана, потому что ассегаи, и есть то оружие, которым они владеют безупречно. Те из наших людей, кому удалось спастись у первой стены укреплений, укрылись за второй, откуда вел огонь я сам, и здесь битва завязалась с особой яростью. Время от времени группы матуку прорывались через укрепление, и тут же падали под ударами копий бутиана. Но они все равно держались, и я понимал, что, если так пойдет и дальше, мы обречены. Нас было слишком мало, да к тому же на помощь войску Вамбе по долине стекались все новые и новые отряды. Я уже принял решение отступить в пещеры и там принять героическую и достойную смерть, стал мысленно оплакивать горькую судьбу, припоминать все большие и малые грехи, но при этом сражался как дьявол. Как раз тут под руку мне и подвернулся мой приятель, капитан матуку: увидев меня, он нацелился мне в живот копьем (я, впрочем, сумел увернуться) и прокричал, вернее, начал свою излюбленную фразу про Железо-которое… но докончить так и не успел — на слове «кусает» я разрядил в него ружье.

Похоже было, что игра подходит к концу. Один из наших солдат бросил копье, собираясь сдаваться, и трусость стоила ему жизни. Вдруг раздался крик: «Посмотрите на горы! Там наш импи!»

Я взглянул наверх, и там, действительно, увидел двойную цепь воинов Налы в шлемах с длинными перьями — утреннее солнце сияло на их копьях. Они были уже на полпути к первому укреплению и тут же бросились вниз, в бой. Позже мы узнали, что они опоздали из-за разлива реки и не могли попасть на гору до рассвета. Но с вершины они увидели, что сражение уже началось — «было в самом цвету», как они говорят, — и поэтому поспешили к нам на помощь, не подав дымового сигнала.

Но их уже заметили из селения, и солдаты Вамбе полезли вверх по склону в надежде занять ограждение и вторую линию укреплений. Защищать первую линию они уже не собирались: войско Налы было слишком близко. Правда, они успели добежать до рвов, защищенных каменными стенами, и разбившись на группы по десять-двенадцать человек, открыли оттуда огонь. Я посмотрел на северные и южные ворота города. Сотни женщин и детей спасались через них бегством, в надежде укрыться от врага в горах и пещерах. В нашем стане появление импи Нала тоже произвело коренные перемены. Нападавшие на нас солдаты, поняв, что столица подвергается нападению с тыла, скатились с насыпи и бросились защищать свои дома от нового врага. В пять минут на насыпи не осталось ни единого человека, кроме убитых и тяжелораненых. Я почувствовал безумное желание воскликнуть «Спасены!», как герой дешевой пьесы, но передумал, поскольку обстановка не слишком к этому располагала. Я собрал уцелевших людей и подсчитал убитых и раненых: наши потери составили пятьдесят человек. Потом несколько бутиана отправились за водой к ручью, и мы наконец смогли напиться. Раненых я оставил на попечение носильщиков, поскольку для сражения они все равно не годились, а сам принялся наблюдать за ходом битвы.

К тому времени импи Нала преодолел без сопротивления первую линию укреплений и с боевой песнью длинной цепью продвигался ко второй через заграждения и рвы. Вскоре из-за каменных стен стали подниматься дымки от выстрелов, и в бинокль я увидел, что ряды бутиана поредели. Тут они подошли ближе к стенам, сбились в плотную группу и предприняли яростный штурм. Я ясно видел, как они взбирались на стену и исчезали за ней, а некоторые падали назад под пулями и копьями матуку. Потом наступил следующий акт трагедии. С противоположной стороны укрепления стали появляться оставшиеся в живых защитники — по трое или четверо они бежали от неминуемой смерти, но по пятам за ними гнались «разъяренные псы», и одного за другим их настигали огромные копья. Человек десять наших солдат перепрыгнули через одну из стен, но, сколько я ни смотрел, ни один из них оттуда не вышел. Позже мы осмотрели это место, и оказалось, что все они там погибли с двадцатью тремя матуку. Ни те, ни другие не пожелали отступить и боролись до самого конца.

Наконец, бутиана приблизились ко второй линии укреплений, за которой быстро собралось около двух тысяч человек — все, что осталось от войска матуку. Выждав небольшую паузу, солдаты Налы бросились на штурм, и до меня долетел протяжный воинственный клич «Булала матуку!» («Смерть матуку!»). В ответ раздался боевой клич противника и звуки стрельбы, и тут я увидел, что бутиана отступает, причем с большими потерями. Очевидно, за стенами их ждал страшный прием: матуку стояли насмерть.

Ждать дольше было нельзя, и я решил, что пора предпринять отвлекающий маневр, иначе слишком велика была вероятность того, что мы потерпим поражение. Я позвал командира нашего маленького отряда и быстро изложил ему свои соображения. Видя безнадежное положение бутиана, он согласился пойти на риск. Спустя две минуты наш отряд, за исключением моих носильщиков, которых я оставил охранять раненых, быстро спустился с насыпи, пересек долину, прошел через опустевший город по направлению к месту сражения. Через семь-восемь минут мы подошли к краалю одного из старейшин и заняли его. Враг нашего перемещения не заметил, потому что был слишком поглощен противником впереди, к тому же нас разделял высокий гребень земляного вала. Здесь мы передохнули две-три минуты, а я отдал последние распоряжения. Как только мы услышим, что бутиана начали новое наступление, надо будет шеренгой взобраться на гребень и с тыла открыть огонь по матуку, защищавших укрепление. Потом ружья надо будет бросить и драться ассегаями. Щитов у нас не было, но с этим приходилось смириться. Времени перезаряжать ружья тоже не будет, так что следовало нанести врагу максимальный урон в самом начале атаки.