Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод. Книга 1

Старик Кудрявцев был сожжен в церкви пугачевцами.

Что же до нашего героя, то после Персидского похода карьера переводчика Василия Бакунина закончилась.

Началась карьера полевого агента Василия Бакунина.

Сегодня у многих людей несколько искаженное представление о дворянской жизни: «балы, красавицы, лакеи, юнкера…». Ну, в самом крайнем случае — безделье в собственном поместье с французским романом в руках и варка вишневого варенья в медном тазу.

Меж тем, по крайней мере, в восемнадцатом столетии, главным занятием дворянина, основой его жизни была служба — чаще всего военная, реже гражданская. Дворянин служить был обязан, обойтись без этого было нельзя — это была плата за дворянские привилегии. Грубо говоря, повестку в армию дворяне получали при рождении и «откосить» удавалось очень немногим. Служба перестала быть обязательной только при Екатерине II, которая знаменитой «Жалованной грамотой дворянству» 1785 года, наконец-то, освободила это сословие.

Но тогда до этого было еще далеко, поэтому Василий Михайлович служил, служил безропотно и с усердием.

Служба ему досталась не из легких. В то время, как его коллеги по гражданской службе сидели в теплых присутствиях, он мотался по калмыцким улусам и пропадал там месяцами. Вместо конторских столов, скрипа перьев, редких начальственных окриков да теплой печки в углу — лошадь под седлом, ночевки в степи, кислый запах кожи да долгие разговоры с самыми разными людьми. Клокочущая речь, гавкающий хохот, сальные волосы, скрип зубов да каждодневное, истрепывающее нервы в лохмотья ожидание — когда же меня зарежут?

Формально ничего не изменилось — как был дворянин Василий Бакунин переводчиком, так и остался. Вот только помимо официальной и всем известной жизни появилась у него после Персидского похода жизнь тайная, скрытая от всех. Основная его задача была теперь не переводить калмыцкие письма и не перетолмачивать беседы с приезжающими в Астрахань степняками. Василий Михайлович занимался сбором сведений о происходящем в калмыцких улусах, и для этого создал целую сеть осведомителей из простолюдинов и зайсанов, которые передавали российскому агенту важные сведения, как правило — небескорыстно. Вот и катался наш герой по степи — от агента к агенту.

Важность его работы особенно возросла после смерти 82-летнего хана Аюки, когда в калмыцких улусах началась борьба за власть между тремя претендентами — российским ставленником Цеэрэн-Дондуком, Дондуком-Омбо и Дасангом. Слово борьба следует понимать буквально — дело не раз доходило до вооруженных столкновений, и в полномасштабную гражданскую войну мелкие стычки не переросли просто чудом.

И по этой воюющей де-факто степи мотался без сна и отдыха дворянин Бакунин, а губернатор Волынский засыпал нашего героя приказами, о которых тот благоразумно умалчивает в своих воспоминаниях [83] Выражение «бывших разведчиков не бывает» особенно хорошо понимаешь при прочтении мемуаров участников Большой Игры. Практически ни один из них так ничего и не рассказал о тех тайных операциях, в которых участвовал, и уточнять подробности приходится исключительно по рассекреченным архивным документам. . Так, 28 января 1725 года Василий Михайлович был отправлен в Черный Яр, чтобы ''будучи там и ездя в калмыцкие улусы, наведовался о всех калмыцких владельцах, в каком они состоянии обретаютца, и что уведает, о том бы писал к господину губернатору". 12 февраля последовало новое указание: «чтоб он был при ханском наместнике Черен-Дондуке и проведывал о калмыцких обращениях" [84] Цит по: Батмаев М. В.М. Бакунин и его «Описание калмыцких народов…» // В.М. Бакунин. Описание калмыцких народов, а особливо из них торгоуцкого, и поступков их ханов и владельцев. Элиста. 1995. С. 10. .

Все это время наш «переводчик», что называется, ходил по краю. Шила в мешке не утаишь, и многие калмыки давно догадывались об истинном лице скромного «толмача». Как раз в то время один из осведомителей Бакунина, некто Токто, сообщил, что ханша Дарма-Бала "имеет об нем подозрение… и называла де ево проведовальщиком" то есть, выражаясь сегодняшними словами, соглядатаем.

Масла в огонь добавляло и то, что российское правительство, активно участвуя в калмыцкой междоусобице, проводило не самую популярную у калмыков линию: разжигало возникшие распри между претендентами, надеясь ослабить слишком уж набравших силу и ставших излишне самостоятельными «подданных». Губернатор Волынский давно говорил: «Для содержания калмык ничто так потребно, чтоб между Аюкой-ханом и протчими владельцы баланс был. Буде же один из них будет силен, тогда их трудно приводить в доброй порядок и прямое подданство». Этот пресловутый «баланс» и поддерживали, вот только подобная политика в условиях междоусобицы прямо противоречила интересам калмыков, что те прекрасно понимали. Те же самые бакунинские агенты докладывали, что «многие их знатные калмыки рассуждают, что им покоя не будет, понеже де у них три хана: первой Черен-Дондук, другой Дондук-Омбо, третей — Дасанг, и что лутче им двоих удавить, а именно Дондук-Омбу и Дасанга, и тако их народ будет покойнея, так как и прежде сего было при хане Аюке, когда он один был ханом».

Кроме того, в Петербурге традиционно считали, что лучше местных знают, как все сделать правильно, поэтому периодически присылали дурацкие — по-другому не скажешь — указания, которые людям, непосредственно работавшим с калмыками, стиснув зубы, приходилось выполнять. Взять хотя бы первоначальное намерение Петербурга поставить на место Аюки Доржи Назарова — младшего сына великого хана, который не имел никаких прав на престолонаследие при живых старших братьях. Ничего, конечно, не получилось, Доржи отказался стать ханом, но осадочек у калмыков, которым русские попытались протолкнуть своего ставленника в ханы, остался.

В итоге получалось, что политика «разделяй и властвуй» рождалась в высоких петербургских кабинетах, а вот проводить ее в жизнь приходилось «полевым агентам», едва ли не самым активным из которых был в то время «переводчик Василей Бакулин» — так его иногда именовали в документах, не особо обращая внимание на правильность написания фамилии. А калмыкам, извините, было не до того, чтобы вникать в нюансы, они видели одно — что губернатор Волныский командует, а орсин Бакунин постоянно мотается по улусам и воду мутит. Раздражение и недовольство накапливалось, и Бакунин понимал, что рано или поздно зреющий нарыв прорвет, и тогда заботить его будет только один вопрос — удастся ли ему уйти из степей в Астрахань живым.

Нарыв лопнул, когда лучший российский полевой агент Бакунин «работал» Нитара-Доржи. Этот внук Аюки был одним из самых авторитетных представителей калмыцкой верхушки, и одновременно же — наверное, самым опасным. Родной брат одного из главных претендентов на престол — Дасанга, он прославился боевыми подвигами в стычках с казахами и ногайцами, и губернатор Волынский считал, «что Нитар-Дорже в калмыцких улусах никого противника нет». Но при этом калмыцкий богатырь отличался абсолютной безбашенностью и был, выражаясь языком веселых 90-х, «беспредельным отморозком». Тот же Волынский, обличая в докладной записке Дасанга, о Нитаре-Доржи отозвался так: «а брат его Нитар-Доржи над всеми ворами архиплут; все владельцы и простой народ другой стороны на них страшно озлоблены, потому что от них ни другу, ни недругу спуску нет, всех обокрали кругом».