Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод. Книга 1

Но дело даже не в плутовстве Нитара-Доржи. Гораздо страшнее была его патологическая — на грани психического расстройства — жестокость. По словам его родных братьев, он «в какой день не убьет человека, то убивает лошадь или другую скотину».

Я не буду подробно рассказывать вам обо всех обстоятельствах этого дела — разобраться в этом запутаннейшем узле, связанном из отношений Дасанга, Дондук Омбы, Дондук Даши, Баксадая Доржи (он же Петр Тайшин, основатель известного дворянского рода), Нитара Доржи, Данжина Доржи, Цэрэн Дондука, Лабан Дондука, Гунга Доржи, Доржи Назарова нелегко и профессиональному исследователю. Но в самом общем виде дело обстояло примерно так.

Дасанг со своими многочисленными братьями (авторитетнейшим из которых был психованный Нитар Доржи) поругался с остальными родственниками еще при жизни своего деда Аюки. Разругались вдрызг, до мордобития и военных действий, к которым, собственно, сразу же и перешли. Дралось аюкино потомство отчаянно и самозабвенно, и русская администрация уже и не знала, что с этим делать. Растаскивал разгулявшихся родственников не кто-нибудь, а российский губернатор Волынский самолично, причем едва ли не в прямом смысле слова. Родственники со своими армиями кружили по степи, выискивая удобный момент, чтобы кинуться друг на друга, а между ними бегал губернатор с драгунскими полками и с отчаянной лихостью успевал в последний момент вклиниться между дерущимися и предотвратить кровопролитие и разбой. Причем, своей миротворческой деятельностью он настолько надоел калмыкам — драчунам по природе и призванию — что дело дошло до прямых угроз. Когда Волынский в очередной раз не давал сцепиться насмерть Дасангу и Дондук Омбо, следуя с русскими полками по берегу речки Берекети, разделявшей противников, Дондук Омбо даже прислал к нему нарочного, заявившего, что, если губернатор не остановится, а пойдет дальше, то он, Дондук Омбо, «будет поступать с ним по неприятельски».

Напугать Волынского, впрочем, у него кишка была тонка — в те буйные времена на губернаторском посту неженки и боягузы не выживали, к тому же усилия по поддержанию мира в регионе достали Волынского настолько, что он сам с удовольствием бы уже повоевал с кем-нибудь, чтобы выпустить пар. Пришлось Дондуку Омбо смириться и уйти в свои улусы. Так или иначе, но основную задачу губернатор выполнил — не дал разгореться полномасштабной войне в своем регионе.

Когда же умер Аюка, из Петербурга последовал приказ — завести всех калмыков за Царицынскую линию — цепь укреплений, протянутых от Волги до Дона с целью защиты русских поселений от нападений калмыков, ногайцев и кавказских народов. Формально это делалось для того, чтобы защитить оставшихся без единого руководства калмыков от возможных нападений ногайцев, казахов и кавказцев, которые вполне могли воспользоваться случаем, и ринуться сводить старые счеты. Но, естественно, главным резоном была возможность избежать нежелательных эксцессов (недаром обратно калмыков выпустили лишь после выбора хана, которого признали все претенденты). За линией калмыки были полностью свободны — примыкавшие к их землям с севера русские могли лишь бить по хвостам и ждать можно было чего угодно — от откочевок на неконтролируемые русскими земли до полномасштабной гражданской войны. Перейдя рубеж, калмыки оказывались в русском окружении и полностью отдавали себя во власть сюзерена.

Естественно, идти за линию никто не хотел, но, если с другими вождями калмыков это был вопрос в принципе решаемый, то уговорить уйти за линию группировку Дасанга было практически нереально. Хотя бы потому, что за Волгой им бы пришлось кочевать бок о бок с братьями, которым они еще пару месяцев назад пытались пустить кровь.

Именно поэтому к Дасангу Волынский отправил своего лучшего агента — Василия Бакунина.

Как и ожидал Бакунин, главной проблемой стал даже не Дасанг — честно говоря, его старшинство в этой ветви потомков Аюки становилось все более и более номинальным. Самая большая сложность оказалась в том, чтобы уговорить Нитара Доржи. Причем дело усугублялось еще одним обстоятельством — незадолго до смерти Аюки Нитар Доржи и его брат Баксадай Доржи собрались креститься, о чем и заявили русским властям. Нитар Доржи потом, что называется, «включил заднюю», а вот Баксадай и впрямь крестился. Причем не где-нибудь, а в Петербурге, и крестным его стал сам государь-император Петр Великий, а у зайсанов новоявленного православного Петра Тайшина восприемниками выступили князь Меньшиков и другие сановники из ближайшего окружения Петра. Новокрещен недавно вернулся в родные улусы и дисциплинированно откочевал со своими людьми за линию. А среди калмыков покатился слушок, что за линию всех гонят неспроста — дескать, на самом деле русские решили всех калмыков окрестить, для того и зовут в ловушку.

Работать с Дасангом и Нитаром Доржи Бакунину было трудно. Да, они соглашались помириться с братьями и раздать им в качестве откупного кому 800, кому 200 кибиток. Всем обиженным, даже Данжин Дорже и Бату, хотя эти двое уж точно ничего не заслужили своим поведением. Но вот идти за линию отказались наотрез — Нитар Доржи опасался, что его повесят за обман с несостоявшимся крещением, всех его людей крестят силой, да еще и отберут все захваченные им во время смуты улусы.

Бакунин, обладавший неплохими дипломатическими способностями, долго уверял калмыка, что насильственное крещение противно духу православия и никто этого делать не будет, тем более — наказывать за отказ от крещения. Недоверчивый Нитар Доржи потребовал, чтобы Бакунин побожился и дал страшную клятву в том, что все его уверения — правда.

Бакунин, поставив на кон весь свой авторитет, годами наработанный у калмыков, клятву дал.

Вскоре после этого Дасанг и Нитар Доржи прикочевали от Астрахани к Царицыну, и, заручившись еще и словом губернатора Волынского, вошли внутрь линии.

Как ломается жизнь человека — разом и с хрустом, как попавшая под ногу в лесу сухая палка?

Наверное, у каждого по-разному.

У нашего героя это произошло не то чтобы очень неожиданно, но как-то обидно. Произошло тогда, когда он был в зените, когда его профессионализм достиг максимума.

Мы оставили Бакунина в тот момент, когда он, пусть на пределе и на нерве, но все-таки решил сложнейшую дипломатическую задачу — может быть, самую сложную из тех, что ему доводилось решать. Он выполнил поручение губернатора и помирил Нитара Доржи с братьями, уговорил его откочевать внутрь линии. Правда, и ставка, которую ему пришлось сделать, была велика — за то обещание, что он дал «бешеному царевичу», спросить с него могли полной мерой. Но нашему герою было всего 25 лет. Он добился того, о чем мечтал, его карьера шла в гору, Василий Бакунин считался лучшим в своем деле и большие люди вроде губернатора Волынского уважительно звали его по отчеству. О чем еще можно было мечтать? А смерть… Ну кто, если честно, в 25 лет всерьез верит в собственную смерть?