Август Цесарец - Императорское королевство

Таким образом, стало ясно, что добиваться опекунства и дальше — значит обогатить и благоустроить жизнь Елены, но на сей раз с другим человеком в качестве мужа, — одна мысль об этом приводила Пайзла в ужас. Вместо того чтобы покорить Петковича, ему пришлось собрать все силы, чтобы воспрепятствовать решению Елены, победить гордыню и блажь жены, по его определению. Одна за другой последовали семейные сцены, призраком маячил на горизонте развод. И как раз в то время, когда важнее всего для него была свобода, без которой и жизнь немыслима, Пайзл неожиданно оказался за решеткой.

Неожиданно, потому что даже вступление в своего рода секретный оборонительный союз с Рашулой он рассматривал лишь как меру предосторожности перед судом общественности; в настоящий суд, а тем более тюремное заключение Пайзл, полагаясь на свои надежные связи, ни минуты не верил. Тот факт, что в сговоре с полицией он засадил за решетку своего шурина, мог только усилить его самоуверенность. Однако ему пришлось разочароваться. Оказалось, что правительство пошло на уловку ради привлечения его на свою сторону. Соответствующее предложение было передано правительством через надежного посредника, но Пайзл дал решительный отказ. Поскольку он и без того имел в партии серьезную оппозицию, Пайзл для завоевания популярности попытался дипломатически ослабить впечатление от своего отказа. Но своим несогласием он ни в малой степени не помешал правительству осуществить свои намерения другим способом, а именно — оказать на него нажим, используя следственные показания Рашулы. Пайзлу это было достоверно известно, что и стало поводом для всех его сделок с Рашулой и Розенкранцем. Ведь ясно же: как только они откажутся от своих показаний, правительство будет разоружено и его выпустят. Он, правда, мог бы нейтрализовать уловку правительства и другим образом — раскрыть перед общественностью всю постыдность его махинаций. Но в таком случае правительство могло предать огласке его собственную махинацию против шурина. Отбросив эту мысль и не добившись успеха с Рашулой и Розенкранцем, все надежды Пайзл возложил на влияние своей партии, когда и с этой стороны он получил неожиданный удар: несомненно из-за интриг оппозиции партия публично отреклась от него. Кусая губы от бессилия, страдая от затаенного горя, непрестанно преследуемый томительными мыслями о Елене, которая ни разу не навестила его в тюрьме, и о доценте, с которым она наверняка проводила все свое время, Пайзл больше всего терзался неизвестностью и нетерпением, как вдруг произошло то, чего он совсем не ожидал: его посетила жена.

Случилось это вчера, и это было не обычное посещение. К его великому изумлению Елена пришла сообщить, что по его делам ездила в Вену, хлопотала за него через своих знакомых и привезла с собой письмо правительству, в котором выражено пожелание близких ко двору кругов, чтобы Пайзл был немедленно реабилитирован и освобожден из тюрьмы.

С откровенным цинизмом Елена рассказала, как добилась успеха: вероятно, он помнит, что еще во время гастролей в Вене она познакомилась с бароном фон Райнером, тайным советником? Ну так вот, именно к нему она и обратилась; дело шло быстро, она получила, что хотела, в буквальном смысле слова за одну ночь, веселую, роскошную ночь, проведенную в квартире тайного советника. Почему она решилась на такое, даже не сообщила ему об отъезде в Вену? Боже мой, да все вышло случайно — нашелся удобный сопровождающий в лице доцента, направлявшегося туда на какой-то конгресс, и поскольку она там побывала, то оказала ему эту услугу! Теперь и он должен поступить с ней как настоящий кавалер и добровольно дать согласие на развод. Кому нужно, чтобы она ушла от него без развода и переселилась к доценту, это же скандал!

За услугу надо было платить дорогой ценой. Пайзл воспротивился. Говорил он шепотом: в комнате для свиданий они были одни, но их мог услышать стоявший за дверью охранник. Развод! Это невозможно! А как же дети? И в обществе будут говорить, что она бросила его из-за того, что он скомпрометирован в афере страхового общества. Неужели она не видит, что выбрала самый неподходящий момент? Развестись сейчас — значит подтвердить всю клевету против него, распространяемую в последнее время. И что же, в сущности, ее хлопоты в Вене? Gnadenstoss [24] Последний удар (прекращающий страдания раненого животного или человека) (нем.). — вот что это такое, и он его не заслужил! О, это ничто иное, как желание перед всеми показать себя милосердной самаритянкой — вот, смотрите, не она, а он виноват. В последнюю минуту она сделала ему добро, спасла его от тюрьмы.

Все было бесполезно. Елена, это улыбающееся лукавое существо, умеющее дерзости сочетать с простодушием, выругала его, назвала неблагодарным эгоистом, наконец рассмеялась и встала, но перед расставанием выразила надежду, что Пайзл образумится и передумает. Пайзл был сокрушен окончательно, у него осталась единственная надежда, что, выйдя на свободу, он все уладит и, может быть, сможет достигнуть какого-нибудь компромисса с Еленой.

Весь вчерашний день он ждал, что его вот-вот выпустят. Елена в столь оптимистических красках изобразила свое заступничество в Вене, что письмо барона фон Райнера представлялось Пайзлу полной гарантией того, что правительство пойдет на попятную даже без отказа Рашулы от показаний. Но он ошибся в расчетах. Оставалось только, чтобы следователь вызвал его и сообщил о прекращении против него следствия. Следователь действительно пригласил его вчера, но лишь для того, чтобы вручить письмо правительственного порученца, с которым Пайзл уже однажды вел переговоры. И этот господин сообщил, что пожелание барона фон Райнера временно не может быть выполнено без известных встречных гарантий со стороны Пайзла. Временно, но каждый час драгоценен для Пайзла! Встречные гарантии! Продаться правительству, разумеется! В то время, когда по отношению к незаконному правительству вся оппозиция выступает крайне непримиримо, такой шаг равносилен политической смерти!

Политическая смерть! Пайзл усмехнулся. Разве тот, кто в Хорватии становится Иудой, умирал политически? Такой смерти Хорватия не знает! Тайная перебежка на сторону правительства могла бы в худшем случае, когда бы это стало явным, несколько усилить оппозицию в партии. Но не сама ли эта оппозиция шла или позволяла руководству партии идти на соглашательство с правительством? Всю жизнь связал он с этой партией, а она в самый трудный момент от него отреклась. Почему бы и ему, хотя бы временно, пока партия проводит нынешний оппозиционный курс (который ее ослабил, о чем убедительно свидетельствует тот факт, что правительство осмеливается противиться воле венских властей), — почему бы ему, если потребуется, не отречься от партии? Это ему диктует глубочайший жизненный интерес — Елена. Ее попытаться спасти для себя и детей!