Дмитрий Абрамов - Ордынская броня Александра Невского

Затем он без сил упал на подушку рядом с ней. Холодный пот струился по его челу. На ее челе — по надбровным дугам, у глаз, и над устами остывала теплая и влажная испарина. Они долго лежали молча, глядя друг другу в глаза. Когда он закрыл веки, она внимательно рассматривала его лицо, нежно целовала его закрытые очи, ланиты и чело, изувеченные шрамом. Скинув с него покрывало, гладила и прикасалась устами к его шрамам на ногах. Затем провела тонкими и чувственными перстами по его сильной, покрытой светлыми волосами груди, легко коснулась его мужской плоти и в нем вновь проснулось томное и страстное желание…

Ее звали Соломия. Она была хорошей хозяйкой в своем большом, богатом, но малолюдном тереме. Жила вдовой уже второй год, одна с отроковицей-дочерью. Несмотря на то, что выглядела молодо, чем-то напоминала ему ведунью. На второй день их знакомства Соломия отпоила Горислава рассолом и какими-то отварами, и тот избавился от похмелья. Вечером подрезала ему бороду и волосы. Выпарила его в бане, вымыла, затем выпарилась и вымылась сама. За все это время никто из его земляков к нему не наведывался. На третий день их знакомства — утром она повела его в храм Святой Софии. Перед тем как выйти из дому, достала из сундука почти новый, слегка великоватый Гориславу, дорогого сукна светло-серый кафтан и подала, чтобы одел поверх зашитой и выстиранной рубахи. Они вышли на большую улицу, на которой произошла драка с путивльскими воями и их первая встреча. Она улыбнулась и заглянула ему в глаза, напомнив без слов об этом месте и его прошлой гульбе. Он слегка нахмурился и потупил глаза.

К тому времени северские и путивльские вои уже заметно поутихли. На улицах уже не было прежнего шума и ссор. Кто-то отправлял домой захваченное добро, кто-то наводил порядок в городе и нес сторожевую службу, кто-то завел зазнобу, кто-то залечивал раны, кто-то замаливал грехи.

Они пошли по деревянной мостовой улицы, что вела от Софийских ворот к Золотым воротам. Вышли к большой площади, в десной части которой возвышался огромный собор, сложенный из красно-розовой плинфы, с пятью алтарными абсидами и множеством крещатых глав. Обойдя собор ошую, подошли к его главному порталу. Горислав оглядел храм. Он многократно видел Святую Софию в Новгороде, но этот собор был еще больше, и поразил детского своими объемами, пропорциями, изяществом кладки и отделки. Длинные боковые галереи с лествичными башнями по углам протянулись вдоль стен собора и этим еще сильнее увеличивали его размеры. Перекрестясь и склонив головы, они вошли через огромный портал под своды собора. Огромный пятинефный храм принял их в свои объятья. В соборе было немного народу потому, что литургия уже отошла, и служили молебны. Горислав поднял глаза вверх и увидел купол необычайной величины. Измерил глазом воина подкупольное пространство собора, и к своему удивлению понял, что оно достигает почти семнадцати или восемнадцати саженей. С высоты купола на него строго и грозно взирал лик Вседержителя-Пантократора. Он воззрел на алтарную часть храма, стены и ниши, которой были выложены мозаиками, и в сердце его воцарилось немое восхищение. В трепетном и мерцающем свете свечей и лампад сотни тысяч камешков разноцветной смальты излучали и наполняли алтарное пространство всеми цветами радуги. Пресвятая Богородица с веретеном в руках в сиренево-синих ризах спокойно и умиротворяюще взирала от алтаря на входящих. Что-то словно пронзило душу Гориславу и исторгло из нее дивное и теплое чувство, сравнимое только с чувством малого дитяти, прильнувшего к матери. Даже не умом, а какой-то неземной частью сознания он догадался, что волновало мастера, так тонко сумевшего передать выражение глаз и лика Святой Девы. Детский перекрестился, и на очи его набежала слеза. Увлажнившимися глазами он еще долго и внимательно всматривался в росписи евангельских сцен и образы святых, размещенные на стенах, сводах и столпах храма. А Соломия, видя эти тонкие и несвойственные многим мужчинам и воинам чувства Горислава, молча и с любопытством взирала на него.

Когда, спустя почти час, они вышли на вольный воздух, он был погружен в молчание и раздумье. Какое-то время они еще молча продолжали идти к ее дому. Где-то лишь на полпути она спросила, какое христианское имя носит он. Горислав с удивлением взглянул ей в глаза и ответил, что крещен Димитрием.

Вечером детский отправил дворовую девушку на постоялый двор, где размещались его земляки, и велел, чтобы Путята направил к нему с кем-то из молодых воев его коня, кафтан и меч. Через час один воин из молоди доставил все это на двор к Соломин и от имени Путяты справился, скоро ли ждать детского. Горислав отвечал, что будет завтра в полдень.

Уже на следующий день она подняла его утром рано, и они отправились одесную Софийских ворот куда-то вдоль рубленых стен Владимирова града вверх по улице. Вскоре перед Соломией и Гориславом предстала каменная вежа с воротами, подобная Софийским. На его вопрос она отвечала, что это Михайловские ворота. Детский думал, что она поведет его через них внутрь града, но Соломия повернула одесную, и Горислав увидел перед собой другой небольшой рубленый град с воротной вежей. Детский понял, что все это укрепление с большим златоглавым храмом стоит на высокой горе над обрывом к Словутичу. Со стен и воротных веж, наверное, было хорошо видно все окрест, и ему захотелось подняться на заборола. Соломия остановила его и стала рассказывать, что град этот более восьмидесяти лет назад построен великим князем Киевским Изяславом, кого очень любили киевляне, и Горислав, слушая, остановился. Она рассказывала о войне Изяслава с Юрием Долгоруким за Киев. Тогда князья наводили на Русь половцев, черных клобуков, угров и ляхов. Угры, придя в Киев, устраивали на Ярославовом дворе ристалище: играли на арабских скакунах, а киевляне дивились искусству их. Долгой и кровопролитной была та война и лишь после смерти Иаяслава Юрий Долгорукий смог сесть в Киеве, но тоже ненадолго. Рассказывала Соломия, что обо всем этом слышала от своей бабки. Внимая же ей, Горислав с грустью думал о том, что княжеские распри уже второе столетие губят ранее могучую и сильную Русь, а все соседние малые народы только ждут случая, чтобы поживиться за ее счет. А ведь один Господь ведает о том, что ожидает всех окрест сущих, если Русь вконец ослабеет.

Между тем они тихо прошли под своды воротной вежи. Слегка хмельные черниговские вои с копьями, стоявшие на страже ворот, спросили, куда направляется Горислав и его женка. Он, положив длань на рукоять меча, притороченного к поясу, отвечал, что он княжий детский — старший козельского стяга и, идет в град по делам. Один из воев узнал его в лицо и с поклоном поздоровался с ним. Горислав отвечал. Поклонилась воям и Соломия. Пройдя воротный проем, они направились одесную, и вошли в ограду небольшого монастыря. И здесь перед детским предстал еще один стройный каменный храм с позлащенными главами и скатами верхов, который Соломия назвала Михайловским Златоверхим собором. Они вошли в собор, полный народу. Соломия сразу же повела его за собой, взяв за руку. Они шли неторопливо, протискиваясь среди множества молящихся, и она подвела его к большому мозаичному образу. Горислав предстал перед великолепным изображением доблестного, молодого, светловолосого воина в сверкающем панцире из стальной чешуи, в наброшенном поверх доспехов голубом гематии, со щитом и копьем в руках. Без труда он прочел, что перед ним святой великомученик Димитрий Солунский. Темные глаза святого внимательно и задумчиво смотрели на Горислава. Поняв теперь, зачем привела его сюда Соломия, он благодарно взглянул на нее, воззрев на образ своего небесного покровителя. Она же, отступив немного ошую, оставила его в этом молитвенно-созерцательном состоянии и, незаметно любуясь им, смотрела на него со стороны.