Сономын Удвал - Великая судьба

Гамины усадили Максаржава в машину и повезли в Хурэ.

Едва они подъехали к тюрьме, широкие ворота отворились и пропустили машину. Максаржава привели в камеру, где уже было много арестованных, и заперли за ним дверь.

— Хатан-Батора арестовали, — зашептались люди в камере.

— Хатан-Батор, идите садитесь сюда, здесь не так сыро.

— Гамины совсем обезумели — арестовать такого человека!

— Манлай-вана тоже арестовали. Его пытали, говорят.

— Не слышали, как он себя чувствует? — спросил Максаржав.

— Кто знает...

— Нас здесь жестоко избивают. Некоторые не выдерживают истязаний. А китайцы на место погибших тут же приводят новых арестованных.

— Так нас всех постепенно поубивают...

— Всех не перебьешь! Будьте мужественны! Монголия — это не только мы с вами, — сказал Максаржав.

Назавтра его вызвали на допрос. Началось следствие. Сюй получил приказ из Пекина: попытаться привлечь Максаржава и Дамдинсурэна на свою сторону — и потому для ведения следствия по делу Максаржава прислал чиновников из управления.

В маленькой комнате — всего четыре шага в длину и четыре в ширину — стояли низкие стулья с шелковой обивкой и мраморный стол на ножках из сандалового дерева. На столе были выставлены закуски, черный цветочный чай, лежали дорогие папиросы.

Следователь сидел, удобно облокотившись на стол, он жестом пригласил Максаржава сесть.

— То, что вы пожаловали сюда, одновременно и радостно, и печально. Безусловно, мне приятно видеть вас здесь: это говорит о том, что крепнет мощь нашего государства. Печальным же мне кажется то обстоятельство, что великий полководец, который водил в бой тысячную армию и сам всегда был впереди под развернутым знаменем, сидит теперь здесь и дает показания мне, низкорожденному. Но мне кажется, мы должны найти общий язык. Старшие и младшие братья могут ссориться и мириться, но все равно это одна семья. У нас, в Пекине, вас уважают как прославленного героя. Забудем все, что было прежде, давайте жить в мире. Не хотите ли выпить чаю? Завтра я велю приготовить для вас чай с молоком. Вы знаете, Максаржав-ван, — продолжал чиновник, слащаво улыбаясь, — я человек из министерства Сийлэнбу. Наш министр просил передать вам привет.

«Так вот оно что!» — подумал Максаржав и сказал:

— Я тоже считаю, что Монголия и Китай могут жить как братья и добрые соседи. Но наша сегодняшняя встреча что-то не похожа на дружескую: я — пленник, вы — поработитель. Пусть в ваших руках сейчас нет оружия, но я-то все равно арестованный. Мы можем говорить о мире и дружбе с вами только в том случае, если вы прекратите вмешиваться в дела нашего государства.

Следователь в упор посмотрел на Максаржава, поняв, что вся его дипломатия оказалась бесполезной, и резко отвернулся. «Неужели они рассчитывали привлечь меня на свою сторону?» — изумился Максаржав.

— Вас, вероятно, потому и назначили вести мое дело, что вы очень умный, образованный человек, — сказал он, насмешливо улыбнувшись.

Следователь, видя, что больше ничего не добьется от арестованного, приказал его увести. Однако на следующий день Максаржава снова вызвали на допрос.

Теперь все было совсем иначе: комната холодная и грязная, никакого чая, никаких папирос. Следователь был в ватной куртке, а Максаржав — в одной топкой рубашке.

— У нас имеются сведения, — сурово сказал чиновник, — что вы связаны с мятежниками. Но имейте в виду: ваша армия безоружна, красные разбиты, так что помощи вам ждать неоткуда. Нас же поддерживает Япония. От вас требуется сейчас только одно: признать свою вину и подать прошение о помиловании генералу Сюю. Вам оставят ваш хошун, вернут печать, титулы и привилегии. Монголы ждут, что вы будете верно служить своему великому государству.

«Хотят моими руками жар загребать? Не выйдет! Этот чиновник думает, я не знаю, чего ждут от меня соотечественники!» — Максаржав сидел по-прежнему неподвижно, не произнося ни слова.

— Напишите: «Я признаю свою вину. Прошу простить мои грехи перед Срединным государством. Обязуюсь верно служить его интересам!»

Чиновник подвинул Максаржаву бумагу и кисточку. Тот не шелохнулся. Следователь знал, что, если ему удастся выполнить задание министра, его ждет повышение по службе. Поэтому, видя упорство Максаржава, он не выдержал и завопил:

— Ты напишешь или нет? Тебе что, жизни своей не жалко?!

Максаржав молча встал. Китаец вызвал охрану, и арестованного снова заперли в камере. Несколько дней узникам не давали есть и не разрешали получать передачи, иногда не давали даже воды.

«Я не вечен. Если они меня все-таки казнят, никто не узнает моих дум: ни враги, ни друзья, ни потомки», — подумал Максаржав и взялся за кисть. «Мы, монголы, — писал он, — впервые создали независимое государство, пробудили свой народ, добились того, к чему стремились много лет. Но некоторые неразумные люди вступили в тайный сговор с китайцами и решили уничтожить монгольское правительство. Не думаете ли вы, что народ смирится с тем, что в нашу страну ввели многочисленное войско генерала Сюя, лишили власти богдо-хана, разоружили армию и упразднили министерства? Ни за что и никогда! Поборы стали невыносимо велики, страдания неизмеримы. И ясно, что революция не утихает, а еще более разгорается! Об этом я и довожу до сведения китайских властей. Даже если мне будут обещаны высокий титул, шелка, парча и девять драгоценностей, я не стану думать иначе».

После того как Очир-бээс был изгнан Хатан-Батором из Западного края и лишился всех своих титулов, он места себе не находил. Услышав о приходе гаминов, он поспешил явиться в Хурэ и добился снова назначения управляющим края. Затем он подал прошение Сийлэнбу о возвращении ему титула и пообещал за это даже сдать коров и овец, но генерал Сюй дал ему иное задание: привлечь Максаржава на сторону китайцев.

— Генерал, пощадите, — взмолился Очир. — Мы же с Максаржавом давно не в ладах!

— До чего же ты несообразителен! Разве не отнял у тебя Того, слуга Максаржава, казенные деньги и не передал их командующему?

— Да, так было.

— Потребуй эти деньги у Максаржава. Вот тогда он и сдастся!

— Помилуйте, великий полководец! Никто же не поверит, что Максаржав израсходовал казенные деньги. А он потом сживет меня со свету!

— Не все ли равно, поверят в это монголы или нет. Ты напиши заявление о том, что эти деньги были переданы Максаржаву!

— Хорошо, генерал! Я попробую увидеться с ним лично и поговорить.

Когда Очир-бээс, прихватив кое-что из еды и смену белья, пришел в тюрьму на свидание к Максаржаву, тот был растроган: «Вот что значит земляк! Нет, Очир все-таки добрый человек!»

Максаржав роздал принесенные Очиром продукты соседям по камере, и тот шепнул, что хотел бы поговорить с глазу на глаз, и Максаржав отошел с ним в дальний угол.