Людвиг Тик - Виттория Аккоромбона

Все поклялись помочь, Орсини продолжал:

— Это должно произойти как можно скорее — еще до праздника, ведь сразу после Рождества, как вы знаете, мы отправляемся на Корфу. Я назначаю день: завтра!

Виттория была на исповеди и с бо́льшим наслаждением, чем когда-либо, приняла святое причастие. Со страхом она вступила в свой большой опустевший дворец. Она поговорила с братьями, потом снова осталась одна. Фламинио, с тех пор как закончилась служба у герцога, не знал, как распорядиться своим временем. Марчелло, который терпеть не мог книг, хотел поступить солдатом в армию республики, однако ему претило служить под началом Орсини — врага его сестры.

Виттория пыталась развлечь себя книгами, но боль не отпускала ее, и она молилась про себя: «О добрый Отец, пошли мне хотя бы одну-единственную минуту, когда я смогла бы полностью забыть свою потерю, только чтобы немного отдохнуть и потом вернуться к прежним страданиям с новыми силами». Но что бы она ни делала, ей казалось, что рядом Браччиано, чей последний, прощальный взгляд навсегда остался в ее памяти.

Настал вечер, затем пришла ночь. Виттория была в своей спальне: то работала, то молилась или читала. «Чувствовала ли бы я то же самое, если бы могла кормить грудью любимое дитя, рожденное от него?»

Марчелло еще за обедом предложил сестре поменять привратника, потому что этот показался ему подозрительным. Виттория, погруженная в свои мысли, не обратила внимания на его слова. Несколько позже Камилло забежал к Фламинио, писавшему что-то в передней, и хотел сообщить ему какие-то свои опасения. Фламинио советовал ему подождать, когда придет более опытный в таких делах Марчелло. Как только Фламинио удалился, испуганный Камилло ушел, боясь встречи с Марчелло.

Виттория не могла понять, что тревожит ее этой ночью. Она встала на колени и устремилась душой в молитве к Вседержителю. Потом снова прошлась по залу, осветив свечой портреты, висевшие на стене.

Мелькнула черная тень — Виттория издала пронзительный крик — позади нее, как только она обернулась, совсем рядом, выросла страшная фигура с закрытым маской лицом, сквозь прорези которой на нее уставились большие черные глаза. Она бросилась в сторону, но тут другая тень преградила ей путь, потом третья, четвертая и еще, еще — все в темных масках.

— О Боже! — закричала она. — Сбывается страшный сон моего детства.

Услышав ее пронзительный крик, из своей комнаты выбежал Фламинио. Черные люди кинулись на него и ударом сбили с ног. В зал ворвался Марчелло, но сообразив, что силы неравны, он стремглав выскочил через окно на улицу, чтобы позвать на помощь или привести стражников.

— Ты умрешь! — произнес высокий человек приглушенным тоном.

— Я покоряюсь, — ответила она сквозь слезы — спасения не было: вокруг нее сверкали шпаги и кинжалы, а кто-то испытывал остроту клинка на теле бедного Фламинио. «Вот и всё. Пробил мой час!» — сказала она сама себе.

— Сбрось одежду, если хочешь умереть легкой смертью, — заявил один из убийц.

Покорно, как послушное дитя, она сбросила рубашку.

— И платок с груди! — крикнул он.

Виттория исполнила и это. Благородное создание предстало перед ними во всей своей красоте: обнаженная до бедер великолепная мраморная статуя, твердые, упругие груди сияли белизной в мерцающем свете. Она опустилась на колени на скамеечку для молитвы. Казалось, даже самый грубый варвар, людоед, смягчился бы, увидев ее сейчас.

Один из злодеев вонзил острый кинжал прямо в ее грудь. Она опустилась на пол.

— О, когда я буду уже мертва, — попросила она, — будьте милосердны и снова оденьте меня.

— Может быть, — заявил убийца и снова вонзил железо в рану, повернув лезвие несколько раз, как бы измеряя глубину ее сердца.

— Ну как тебе? — спросил он.

— Холоден клинок, — пролепетала она еле слышно. — Довольно, я чувствую — сердце задето.

— Еще нет, — промолвил злодей хладнокровно, — еще разок. — И снова ударил кинжалом прекрасное, белое, как мрамор, тело, но уже в другом месте. Виттория лежала на полу, волосы ее рассыпались и пропитались кровью, растекавшейся по каменным плитам.

Черные люди по знаку начали взламывать шкафы в этой и остальных комнатах. Они забрали с собой всё золото и драгоценности, какие сумели найти, затем исчезли так же тихо, как и пришли. Злодеев было больше сотни, они охраняли все двери в доме, чтобы никто не помешал убийцам.

Орсини ждал исхода с видимым спокойствием: довольно странно, что он не захотел присутствовать при убийстве; совершить эту экзекуцию вызвался страшный Пигнателло.

Марчелло, которому удалось бежать, не сумел встретить ни стражников, ни сторожей этой мрачной ночью. Он понял, что весь дом заполнен убийцами и грабителями, так что несколько человек не смогли бы помочь, а скорее сами стали бы жертвами. Только утром он вернулся назад. Во всех комнатах были слуги: верный Гвидо, старая Урсула, дворецкий, камердинеры — все связанные, с кляпами во рту, полуживые от ужаса.

По городу разнеслись слухи об этом страшном убийстве. Люди приходили и с содроганием осматривали место кровавого преступления. Несколько дам сжалились над покойницей и одели ее, восхищаясь благородной красотой бездыханного тела.

Пришел и вероломный Орсини. Он велел отнести труп в соседнюю церковь и выставить там. Тело Фламинио было так обезображено и изуродовано, что его узнавали с большим трудом.

Преступление потрясло всех — ни Падуя, ни Венеция не могли оставаться равнодушными. Арестовали и допросили привратника. Потрясенный Камилло пришел сам и рассказал всё, что знал о заговоре.

Между тем Орсини, как близкий родственник, руководивший всеми приготовлениями к траурной церемонии, приказал похоронить брата и сестру без пышности и как можно тише. И дворянство, и народ неодобрительно отнеслись к тому, что так скромно хоронят одну из знатнейших дам, что никому теперь нет дела до памяти и имени властительного герцога. Как ни пытались умолчать обо всем происшедшем, многочисленные толпы людей появились несмотря ни на что и, громко проклиная злодеяние, оплакивали убитую.

Магистрат города сразу же сообщил об этом страшном событии в Венецию. По показаниям Камилло Маттеи, а также некоторым уликам подозрение пало на Луиджи Орсини: наместник, правящий в Падуе от имени Венеции, велел пригласить графа к нему в городскую ратушу. Наглец появился со всей своей свитой — участниками убийства. Все они были вооружены, и служитель магистрата пропустил внутрь только графа, остальным пришлось ждать на улице.

Негодяй предстал перед губернатором как король, и вместо того чтобы отвечать на его вопросы, сам набросился на него с вопросами: