Сэмюэл Блэк - Дарующие Смерть, Коварство и Любовь

После его ухода Салаи облегченно вздохнул.

— На редкость напыщенное ничтожество! — проворчал он.

Никколо поднял свой стакан и сказал:

— Браво, Леонардо! Вы великолепно укротили его.

— Благодарю, Никколо, но, в сущности, это не составило труда. Нам попался умный капитан.

— Но ограниченный. И вы проделали удивительную работу по расширению границ его ума.

— И теперь нам придется проделать не менее славную работу по отводу речного русла. Вы уверены, что Синьория не будет ставить палки в колеса моим планам?

— В отношении Синьории, — после минутного раздумья заметил он, — никогда и ни в чем нельзя быть полностью уверенным. Лично я уверен лишь, что гонфалоньер доверяет вашим заключениям.

— Реки являются могущественными творениями, — сказал я, надеясь убедить моего друга в необходимости точно следовать моим указаниям, не пытаясь сэкономить деньги по мелочам. — С ними нужно обращаться с величайшей осторожностью. Мы должны мягко уговорить Арно изменить ее нынешнее русло, не пытаясь направить ее грубо или насильно.

— Значит, река подобна женщине? — шутливо спросил Никколо.

— А мне казалось, — рассмеявшись, заметил я, — что вы как раз склонны применять с женщинами тактику насилия. Видимо, мне вспомнилось, как вы по этому поводу восхищались обращением герцога Валентинуа с госпожой Фортуной.

— Верно подмечено, — улыбнулся Никколо. — Но как вы сами тогда возразили мне… если Фортуна принадлежит к женскому полу, то женщины капризны… и вот капризная Фортуна изменила бедняге Валентинуа самым жестоким образом.

— Да… вы имеете в виду его болезнь?

Сорвать с него маску, открыв…

— Не только болезнь, но и ее своевременность. Ведь его отец умер, когда он сам находился на краю могилы. Разумеется, такое совпадение не могло быть случайным.

…Ужас…

— Вы подразумеваете, что их отравили?

— Возможно. Как бы то ни было, кризис у герцога, говорят, миновал, и у него появился шанс на выздоровление. Хотя он еще очень слаб и мечется в бреду. И в результате его противники получили преимущества и начали отвоевывать города, покоренные им в Романье. Гвидобальдо уже вновь завладел Урбино; Джанпаоло Бальони ведет войска на Перуджу; и ожидается, что к концу недели семейство Вителли вернет себе Читта-ди-Кастелло.

— В считаные дни многолетние труды пошли насмарку, — пробормотал я.

— Мне думалось, что вы не испытываете никакой симпатии к герцогу, — сказал Никколо, бросив на меня пристальный изумленный взгляд.

— Я не испытываю никакой симпатии к его методам, но восхищаюсь размахом его честолюбивых замыслов. Всегда грустно видеть, как превращаются в пыль человеческие мечты.

— Я не стал бы пока списывать герцога со счетов, — возразил Никколо. — По-моему, у него в рукаве еще может прятаться несколько тузов.

В Рим я прибыл в сумерках, и его улицы показались мне страницами, испещренными чернильными кляксами. Меня охватило трепетное волнение: наконец я оказался в центре самой великолепной империи, когда-либо существовавшей в земных пределах… Но когда я сообщил кучеру, что хочу сойти и немного прогуляться до моей гостиницы, он глянул на меня как на сумасшедшего.

— Вы не пройдете и полпути, господин, как вас уже разденут, ограбят, убьют и четвертуют… А может, еще и изнасилуют, если вам не повезет.

По его словам, после кончины Папы Александра город пребывал в состоянии полной анархии.

— Раньше люди боялись молодого Борджиа и его шпионов. А теперь боятся всех тех злодеев, которые раньше боялись молодого Борджиа и его шпионов.

Я повнимательнее пригляделся к темным боковым улочкам, замеченным мною чуть раньше из каретного окна, и мне показалось, что я уловил там угрожающее движение каких-то теней; услышал крики боли и свирепой ярости оттуда, откуда прежде слышались мне лишь крики уличных торговцев и людской смех. Забравшись обратно в карету, я покрепче закрыл дверцу.

— И в довершение всех несчастий, — крикнул мне кучер, когда наш экипаж бодро покатился вперед, — в город вернулась проклятая чума! Нет, господин, будь я на вашем месте, то вообще не покидал бы гостиницы до отъезда из этого ада.

Однако мой гостиничный номер никак не походил на то гнездышко, откуда не захотелось бы вылететь. Сама гостиница находилась в приличном квартале — неподалеку от Ватикана и замка Сант-Анджело, где сейчас проживал герцог Валентинуа, — но, по сути, представляла собой тесное, грязное и жутко дорогое отхожее место. Кровать изобиловала блохами, а по стенам ползали полчища тараканов; и стоило мне притихнуть на пару секунд, как с пола начинала доноситься возня бегающих крыс. Кроме того, мне предстояло выполнить массу поручений — встретиться с нужными людьми, посетить разные учреждения и собрать сведения.

Меня прислали сюда для изучения обстановки на папских выборах. Преемник Александра Папа Пий III заправлял в Ватикане меньше месяца и теперь уже покинул земную юдоль, дабы лично встретиться со своим бывшим владыкой. Поговаривали, конечно, что его отравили, и такая версия его смерти не относилась к сфере невозможного, но он был, по правде говоря, очень болезненным старичком, и выбрали-то его главным образом для того, чтобы настоящие кандидаты имели достаточно времени для подготовки к своим выборным кампаниям. Поэтому именно грядущие выборы являются одним из важнейших событий; они определят будущее нашей страны — и возможно (кто знает?), также и мое собственное будущее.

Я начал с посещения кардинала Содерини — моего старого друга Франческо, — и он снабдил меня самыми свежими слухами и рекомендательными письмами к делла Ровере, Риарио и другим. Позже я нанес визит кардиналу Амбуазу и кардиналу Асканио Сфорца. К десяти часам, вернувшись в гостиницу, я попытался осмыслить полученные сведения. Герцог Валентинуа, по общему мнению, имел сильную позицию. Он уже оправился после болезни, и любому из кандидатов для успеха в выборах придется заручиться его поддержкой. Удивляло, однако, что наиболее успешным кандидатом называли кардинала делла Ровере. Букмекеры рассчитывали сделать на нем тридцать процентов ставок. Но, конечно, последние два обстоятельства противоречили друг другу: если будущему Папе необходима поддержка герцога, то делла Ровере никак не может быть избран, поскольку Чезаре лишь в состоянии безумия способен поддержать своего старейшего и опаснейшего врага. Я расстроенно покачал головой — полная бессмыслица во всех отношениях.

Около полуночи я задул свечу и настороженно лег в кровать — и сразу почувствовал, как блохи принялись грызть мне ноги, и услышал, как зацокали когти крыс, начавших маршировать по грубым деревянным половицам. Я закрыл глаза и представил себе Мариетту. Она безутешно рыдала, провожая меня в дорогу. Но мое желание увидеть Рим было слишком велико, поэтому я даже не пытался отказаться от порученного мне задания. Через неделю-другую жена должна разродиться нашим вторым ребенком. Я молил Фортуну послать мне сына, здорового жизнеспособного наследника. Да, и, разумеется, я молился о том, чтобы моя жена тоже выжила.