Олег Ерохин - Гладиаторы

— Пошли. Пора, — сказал Гелерий, кивком головы показывая на лестницу. Вино, казалось, не действовало на него — кроме запаха, ничто не выдавало в нем участника столь продолжительного застолья.

Сарт не без труда поднялся по лестнице наверх — и оказался в небольшой комнате с низким потолком. Гелерий и Паллисий проскрипели по лестнице вслед за ним. В углу этой комнаты за пустым столом сидели четверо — и эти четверо не спали. И, похоже, они даже были трезвы. «Наверное, караулят», — подумал Сарт.

— Скавр! Аврелий! — бросил Гелерий. Два караульщика поднялись. — А теперь давай завяжем тебе глаза, — сказал Паллисий и легонько тронул Сарта…

Около часа Сарта водили с завязанными глазами: Паллисий и Скавр шли по бокам от него, крепко держа его за плечи, а Гелерий и Аврелий сзади. Конвоиры полушепотом переговаривались, поэтому их расположение было известно Сарту. После часа брожения Сарта остановили, и он услышал стук: пять ударов с коротким интервалом между ними, и три — с удлиненным. Скрипнула дверь, его подтолкнули вперед. Сарт неуверенно сделал несколько шагов, и дверь скрипнула опять — на этот раз за его спиной. Лай собак, хорошо слышный, пока его вели, стих. «Значит, я внутри какого-то дома», — решил Сарт. Чей-то сильный голос сказал:

— Вы привели того, кто хочет дать нерушимую клятву — клятву богу Смерти?

— Да, — ответил Гелерий. — Вот тебе на храм, жрец!

Сарт услышал характерный звон, который ни с чем нельзя было спутать: то бились друг о друга монеты. Сначала звякание монет сливалось в единый гул, а затем, после некоторого перерыва, они стали звякать по одной: то жрец принялся пересчитывать переданную ему лепту.

Когда шелест монет прекратился, жрец сказал сурово:

— Пойдем! — И Сарт услышал удаляющиеся шаги.

Сарта опять потащили — вероятно, за жрецом. И еще Сарт обратил внимание на то, что жрец ничего не сказал о полученной им сумме: значит, цена услуг жреца была Гелерию известна.

Сарта вели и вели быстро, так и не сняв с него повязку. Он спотыкался. Путь, навязанный ему, оказался извилистым: поворот сменялся поворотом. Сарт сперва начал считать поворот, стараясь на всякий случай запомнить дорогу, но их было так много, как будто его вели по какому-то лабиринту, не уступающему лабиринту легендарною царя Миноса. А может, его просто водили по кругу? Как бы то ни было, Сарт оставил затею со счетом.

Побродив по коридорам, разбойники ввели Сарта в обширное помещение — об этом египтянину сказало эхо, которое стало отзываться на звук шагов. Здесь поводыри остановились, и Сарту развязали глаза.

Сарт стоял посреди святилища. В центре на мраморном пьедестале возвышалась фигура Таната, выполненная в рост человека. Бог Смерти, сделанный, вероятно, из глины, был одет в гиматий и окрашен скульптором в темно-синий цвет с головы до пят, включая крылья (этот бог, как было принято, был вылеплен крылатым). Слегка наклонившись над жертвенником, глиняный Танат протягивал к жертвеннику руки с хищно напряженными пальцами. Так неизвестный ваятель хотел показать зловещую алчность бога смерти: чтобы существовать, требовалась жизнь. И еще в святилище Таната было очень холодно: несколько светильников, висевших под самым потолком, не могли обогреть просторное помещение, иных же источников тепла не было видно.

Прямо перед Сартом стоял высокий человек с золотым обручем на голове, одетый в черную мантию. Это был жрец. Жрец сказал:

— Сейчас ты дашь клятву великому богу. Бойся нарушить ее, ибо Танат повелевает самым страшным, что суждено человеку, — смертью, и если ты хотя бы под пытками нарушишь клятву, данную ему, он принесет смерть тебе куда более ужасную, чем смерть от пыток!

Голос жреца гулко разносился под сводами, гулко и весомо. Хотя Сарт и насмехался над уловками жрецов, которыми они старались вызвать у легковеров религиозный трепет, его вдруг пронзила незнакомая ему доселе суеверная дрожь.

Сарт посмотрел на своих спутников, стоявших позади и немного сбоку от него. Хотя они, вероятно, присутствовали на этой церемонии не первый раз (а Гелерий — наверняка не первый раз), слова жреца произвели и на них немалое впечатление: они показались Сарту если не напуганными, то, по меньшей мере, встревоженно насторожившимися. А может, они только делали вид, что слова жреца затронули их — чтобы заразить Сарта своей взволнованностью?

Воздев торжественно руки, жрец нараспев сказал:

— О ты, чей путь — прервание иных путей! О ты, чья сущность неодолима, ибо она бездонна! О ты, повелевающий всеми, кто живет, ибо все живущие смертны! Услышь меня, своего жреца, великий Танат! Услышь и отзовись!

Огонь, вырывавшийся прямо из пола справа от жертвенника, вдруг ярко вспыхнул — это было еще ничего, возможно, в подполье просто заработали мехами младшие жрецы, подумал Сарт. Его изумило другое: ему показалось, что изваяние Таната приоткрыло рот, обнажив ослепительно белые, нечеловеческие клыки!

Сарт зажмурился и вновь открыл глаза, крашеный Танат стоял в прежней позе своей — слегка наклонившись над жертвенником, и щерился злобно, страшно. Но только что рот бога Смерти был сжат, это Сарт хорошо помнил. А может, не так уж и хорошо?..

— Бог уже слышит меня, — сказал жрец внушительно, глядя прямо в глаза Сарту. — Но он должен услышать и тебя. Тебе же, о живущий, не хватит ни слов, ни голоса, чтобы быть услышанным богом преисподней. Бог услышит тебя, если только ты убьешь. — И, потрясая сжатыми кулаками, жрец воскликнул: — Крови! Дай крови!

В самом темном углу зала возникло движение: из тени выступили два человека в таких же черных мантиях, как и у жреца, но без золота на голове. Они волокли третьего. Прямо к алтарю.

Сарт понял: жертвой должен был стать человек.

Когда слуги Таната приблизились к Сарту достаточно близко, он увидел, что этот человек — женщина, вернее, молоденькая девушка. Ее подтащили к пьедесталу Таната и кинули на алтарь.

— Зови Таната, смертный! — возопил жрец, протягивая Сарту нож.

Сарт похолодел. Убить. Его заставляли убить! И как убить? Не на арене, сражаясь, — не ради жизни, но ради смерти. Но не убить — значит, прогневить бога, чье изваяние, такое близкое, казалось, готово вот-вот ожить…

Египтянина забила дрожь.

— Ну? — Жрец поднял нож на уровень лица египтянина, приказывая глазами.

Сарт взял нож. Подошел к жертвеннику. Занес его над жертвой… И увидел глаза, смотревшие прямо на него, а в них — и боль, и страх, и отчаяние…

Сарта прошиб пот. Раз смерть неизбежна, то стоит ли ее бояться? Сомнение полыхнуло в нем согревающим пламенем — холод, которым обдавало его святилище, отступил.

С криком ярости египтянин метнул нож прямо в статую.