Валерий Сегаль - Боги, обжигавшие горшки

Кто был самым выдающимся шахматистом всех времен и народов? Объективно ответить на такой вопрос невозможно — в большой степени это «приз зрительских симпатий». Если бы автора этих строк попросили присудить такой приз, он без колебаний вручил бы его Вильгельму Стейницу.

После победы над Цукертортом Стейниц выиграл еще три поединка за шахматную корону: в 1891 году в Нью-Йорке у Исидора Гунсберга и дважды — в 1889 и в 1892 годах в Гаване — у Михаила Чигорина. Наконец, в 1894 году Стейниц был побежден Эмануилом Ласкером. И лишь один матч, который Стейниц должен был сыграть в пору своего чемпионства, он не сыграл (хотя и тут он отнюдь не уклонялся!) — с Таррашем. На этом эпизоде стоит задержаться, ибо он дает пищу для интересных размышлений.

В 1890 году Гаванский шахматный клуб (как видим, он был в ту эпоху видным шахматным спонсором) предлагает провести матч на первенство мира между Стейницем и доктором медицины из Германии Зигбертом Таррашем, очень достойным претендентом, добившимся крупных успехов в международных турнирах. Чемпион согласен, но неожиданно отказывается претендент! Такого никогда больше не повторится: чемпионы будут уклоняться от борьбы, но отказ сильного претендента от шанса на шахматную корону навсегда останется явлением беспрецедентным.

Тарраш сослался на занятость врачебной практикой. Причина вроде уважительная, и все же возникают сомнения. В те годы Тарраш много играл в турнирах — значит практика позволяла отлучаться? Через год он вызвал на матч Чигорина — почему не Стейница?

Напрашивается вывод, что Тарраш опасался Стейница и не хотел рисковать своей репутацией. Весьма вероятно, но не странно ли: претендент (а не чемпион!) боится рискнуть своей репутацией и отказывается поспорить за чемпионский титул!? Такое возможно, пожалуй, лишь в том случае, если сам титул недостаточно престижен. А в самом деле, был ли во времена Стейница престижен титул чемпиона мира? Уточним, что мы рассуждаем в данном случае не о роли шахмат и шахматного чемпиона в обществе, а лишь о престижности чемпионского титула в среде самих шахматистов. Вопрос не праздный: с момента учреждения официального титула до его признания порой проходит время. Как тут не вспомнить уже упоминавшийся нами факт, что первый чемпион мира не получал персональных гонораров за участие в турнирах!

Мы не можем ничего утверждать: сегодня уже нелегко докопаться до истины, но весьма вероятно, что титул «Champion of the World» достиг своей максимальной значимости только в годы чемпионства Ласкера.

Второй чемпион мира родился в Берлинхене (Германия) в семье кантора.

Как и Стейниц, Ласкер по происхождению был евреем. Кстати, чем объяснить столь высокий процент евреев среди сильнейших шахматистов конца XIX — начала XX веков? Очевидно, тем же, что и преобладание негров в американском спорте и искусстве — дискриминацией этих меньшинств в большинстве других областей человеческой деятельности. Тут уместно обратить внимание на тот факт, что после Второй мировой войны засилье евреев в шахматах постепенно идет на убыль, а также припомнить, что в прошлом веке профессиональные боксеры-евреи нередко становились королями британского ринга.

В шахматы Ласкер начал играть довольно рано и еще гимназистом подрабатывал в кафе игрой на ставку, но вундеркиндом не был и турнирную карьеру начал лишь в двадцатилетнем возрасте. Впрочем, он быстро достиг крупных успехов и уже через пять лет, в 1894 году, победив в матче Стейница, стал чемпионом мира.

В 1902 году Ласкер защитил диссертацию и стал доктором математики и философии. Впоследствии он написал ряд не слишком значительных научных работ, представляющих, впрочем, известный для нас интерес: в своих трудах молодой и зрелый Ласкер неизменно отстаивал концепцию беспощадной жизненной борьбы. Таким он был и в шахматах. Великолепно освоив принципы «новой» стейницевской теории, Ласкер отнюдь не педантично следовал им на практике. Если Стейниц в любой позиции руководствовался в игре своими методами, то Ласкер в одном и том же положении мог действовать по-разному, в зависимости от того, с каким противником ему приходилось иметь дело. Абсолютная истина его мало интересовала: иногда Ласкер сознательно избирал объективно не сильнейшее продолжение, если имел основания полагать, что именно такой путь наиболее неудобен для конкретного оппонента. Девиз второго чемпиона мира за доской можно сформулировать следующим образом: «любой ценой переиграть сидящего напротив».

Ласкер первый внес в шахматы элементы политики. Сразу определимся, что под «политикой» в шахматах мы будем понимать любые методы, идущие в разрез с принципами спортивного соревнования. Добавим, что отнюдь не любую «политику» мы однозначно осуждаем: скажем, сейчас мы будем говорить о финансовых притязаниях Ласкера, требовавшего — и получавшего! — персональные гонорары, намного превышавшие гонорары других мастеров за аналогичные результаты в одном и том же соревновании. Мы не осуждаем за это Ласкера, но констатируем факт.

Рожденный в небогатой семье, рано познавший относительную нужду, Ласкер, став чемпионом мира, стремился обеспечить себя прежде всего материально. В связи с этим любопытно задаться следующим вопросом: правильно ли мы себе сегодня представляем материальное положение шахматных мастеров той эпохи? Принято считать, что шахматисту-профессионалу в те годы жилось очень тяжело. Так ли это? Попробуем разобраться.

В качестве доказательств неудовлетворительной оплаты труда шахматных профессионалов начала XX века обычно приводят не конкретные цифры, а лишь тот печальный факт, что некоторые мастера той эпохи закончили свой жизненный путь в жестокой нужде. Однако подобные аргументы ничего не доказывают. Известно, что и многие американские боксеры, получавшие более чем солидные суммы за сражения на ринге, впоследствии бедствовали, и это объяснялось их неопытностью в делах и неумением распорядиться деньгами. Почему с той же логикой не предположить, что и корифеи шахмат, будучи гениями в своей области, оставались порой крайне наивными в повседневной жизни? Автор этих строк хорошо знаком со многими современными гроссмейстерами и может засвидетельствовать, что в большинстве своем эти люди отнюдь не практичны. Нелишне вспомнить и о сильнейших кризисах, потрясавших послевоенную Европу: в двадцатые годы в Германии в считанные дни стирались в порошок крупные состояния, что уж тут говорить о сбережениях шахматных мастеров. Надежнее обратиться к цифрам.

Откроем книгу «Международный шахматный конгресс в память М.И.Чигорина» (С.-Петербург, 1909). Добровольные жертвователи, начиная с Его Императорского Величества Государя Императора, расщедрившегося на 1000 рублей, и кончая неким Цыбульским, внесшим в кассу 10 копеек, составили весьма солидный бюджет турнира.