Александр Юрченко - Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле

Ежели брак короля немецкого с Анной будет расстроен, то искусным образом внушить ему, что Великий князь, может быть, примет его вторичное сватовство к своей дочери. В таком случае, изъясниться о вере греческой. О церкви и священниках. А буде король женится на принцессе Бретонской, то говорить о сыне его, Филиппе, или о Саксонском курфюрсте Фридрихе. Наведаться также о пристойных невестах из дочерей королевских для сына государева Василия. Но соблюдать благоразумную осторожность, чтобы не повредить государевой чести.

Заехать к курфюрсту Саксонскому, поднести ему в дар сорок соболей и сказать: Великий князь благодарит тебя за охранение его послов в земле твоей, и впредь охраняй их, равномерно и тех, кто ездят к нам из стран италийских. Дозволяй художникам, твоим подданным, переселяться в Московию, за что Великий князь готов служить тебе всем, чем изобилует земля его».

На следующий день Фёдор Курицын сообщил Делатору, что Великий князь отправляет в Германию послов Юрия Траханиота, старого знакомца Делатора, и новое лицо – дьяка Михайлу Яропкина. Они повезут королю Максимилиану послание Великого князя. Он зачитал Делатору текст послания Иоанна Васильевича:

«Я заключил искренний союз с тобой, братом моим Максимилианом, хотел помогать тебе всеми силами в завоевании Венгрии и готовился сам сесть на коня, но слышу, что Владислав, сын Казимиров, объявлен там королём и что ты с ним примирился, следственно, мне теперь нечего делать. Если брат мой решится воевать, то иду немедленно на Казимира и сыновей его, Владислава и Яна Альбрехта. В угодность брату моему буду посредником союза между ним и господарем молдавским Стефаном. Касаемо магистров прусского (Тевтонского ордена) и ливонского, готовящих союз против Казимира, то я готов взять их в моё хранение, если будут они бить челом моим наместникам в Новгороде Великом, людям знатным, как раньше били они челом Вольному Новгороду».

Отправлявшимся в путь послам Траханиоту и Яропкину было дано последнее наставление. При встрече с Максимилианом спросить его о здравии, но не править поклона, ибо Делатор в первый приезд в Москву не кланялся от имени короля ни Великому князю, ни супруге его, а только спрашивал о здравии.

У Фёдора Курицына, было в уме предположение, что посольство это в немецкие земли – последнее. Не сложилось. Привыкли московиты слово держать, но и с других того же требовали, а кто слово своё меняет, тот в друзья-товарищи не годится.

– Будем на свои силы рассчитывать, – думал Курицын. – Не впервой нам одним, без помощников, в чисто поле выходить, землю свою боронить.

Седой как лунь старик в холщовых, выцветших портках, почитай, лет десять назад потерявших свой первозданный вид, в белой льняной рубахе навыпуск, худой, высохший, но ещё сильный, жилистый, словно отслоившийся от старой берёзы кусок бересты, ещё не потерявшей живоносных соков, стоял по колени в воде, пытаясь перегородить сетью неширокую речку.

В том месте, где он стоял, Сходня, делая глубокую петлю, смиряла свой быстрый бег, облегчая рыбный промысел: в середине реки образовалась небольшая отмель, которая легко позволяла перебраться на другой берег. Скоро это удалось сделать. Старик воткнул две длинные жерди, по одной на каждой стороне, закрепил между ними сеть, и, увидев, как затрепыхался в ней первый пойманный серебристый окунёк, присел на пригорке, развернув узелок с нехитрым мужицким обедом.

В тот самый момент на дальнем гребне – а их немало окружало речку, образуя своего рода чашу – даже на самой вершине его, обозначились две точки. Постепенно увеличиваясь в размере, они со временем превратились в двух всадников, неумолимо приближавшихся к реке.

Наконец, и старик обратил внимание на непрошеных гостей. Хотя, как знать, кто гость, а кто хозяин на этой земле? Кого нелёгкая несёт в эти края, думал он. Тут и дороги-то путней нет.

Всадники ехали медленно и вели неспешный разговор. Один, на пегой кобыле в яблоках, был Фёдор Курицын, другой – на белом мерине с чёрным хвостом и такими же смоляными ушками – его брат Иван-Волк. Странное, на первый взгляд, имя Волк было древнеславянским, языческим, в то время весьма распространённым на Руси, но его всё больше вытесняло европейское Иван. Домашние называли младшего Курицына Волком, на людях его имя значилось как Иван. Фёдор Васильевич готовил Ивана-Волка в дипломаты, потому, с одобрения государя, отправил брата на обучение в университет в ливонском городе Дерпте. Два года назад тот вернулся, обретя солидные познания в филологии, теологии и языках – латинском, греческом и немецком. Братьям, хотя и жили они в Москве рядом, редко выпадала возможность поговорить по душам. Фёдор с утра до глубокого вечера проводил время на государевой службе в великокняжеском дворце, Иван-Волк, уединившись, писал «Кормчую», свод московских церковных законов. Встречались лишь по воскресным дням у Фёдора, но там светлица всегда была полна гостей. Сейчас ехали они из сельца Курицыных, куда заглядывали редко.

В родительском доме держали соколов. Охоту вели в десяти верстах, возле оврага, который местные жители называли «чашей», вернее «сходненской чашей», по названию реки Сходня. Туда и держали сейчас путь.

– Поппель смеялся, мол, нет у нас соколиной охоты, балов и рыцарских турниров, – говорил младший брат старшему. – Взять бы его с собой, подивился бы нашим просторам и лесам. Тогда вмиг переменилось бы его мнение! А какие девки у нас! Жаль, негде являть им красу свою. Сидят под замком в теремах, что те куры-наседки. Прав Поппель в этом. Балы были бы весьма кстати.

– Смотрю на тебя и диву даюсь, – улыбнулся Курицын – старший. – Пишешь о церковных законах, а в голове – девки.

– Одно другому не мешает, – обиделся Иван-Волк. – Ты ведь тоже был молодым.

Фёдор промолчал. Как быстро летит время. Вот и его чуть не в старики записали.

– Смотри, вон дед у реки сидит, – Иван-Волк указал рукой в направлении Сходни. – Давай спросим о его житье-бытье.

Братья пришпорили коней и повернули к реке, возле деда спешились.

– О, да он рыбу боярскую ловит, – шепнул брату Иван-Волк.

– Бог в помощь, дедушка, – обратился к старику.

– Благодарствую. Хвала Господу! – старик поднялся и испуганно заморгал глазами.

– Как звать тебя, дед? – спросил Фёдор Курицын.

– Кондратом. А вы, случаем, не Тушина-боярина люди?

– Нет, мы не тушинские.

– А чьи будете?

– Мы курицынские. Можешь не бояться.

– А чего мне бояться? – Дед переминался с ноги на ногу.

Фёдор Курицын спустился к реке и заглянул в сеть.