Саймон Скэрроу - Преторианец

Во главе колонны из четырёх центурий шествовал трибун Бурр, при подходе к каждому посту и секции, стоявшей на часах, он командным голосом рявкал приказания, меняя караулы, простоявшие на дежурстве всю ночь. Сутки делились на три стражи – первая тянулась с первого луча рассвета до полудня, вторая с полудня до сумерек, а третья – самая непопулярная и нелюбимая – всю ночь. Ночная стража состояла всего из двух центурий, поскольку им надлежало всего лишь охранять входы и патрулировать огороженную территорию вокруг дворца. Личные апартаменты императора и его семьи охранялись телохранителями-германцами.

Наконец настала и очередь секции Тигеллина – колонна прошла сквозь дворцовые помещения и достигла императорских садов, высаженных на насыпной террасе, с трёх сторон окружённой колоннадой. С четвёртой стороны, выходившей на Форум, она была огорожена мраморной балюстрадой. Тигеллин и его гвардейцы заняли свои посты вокруг сада, и Катона с Макроном поставили у входа в небольшой закуток, поляну возле фонтана, обсаженную живой изгородью. Вокруг фонтана стояли мраморные скамьи с разложенными на них красными подушками. Поскольку сад был как бы приподнят над землёй, сюда почти не доходила вода из акведука, снабжавшего дворец, давления не хватало. Из фонтана била лишь слабенькая струйка, с приятным журчанием падавшая в пруд вокруг.

– Красиво, – сказал Макрон, кивая в сторону аккуратно убранного сада. – Отличное местечко для отдыха, клянусь богами. За такой приятный пейзаж могут и убить.

– И такое не раз случалось, – ответил Катон, поправляя тогу. Это было не слишком удобное одеяние, складки то и дело зацеплялись и закручивались на рукоятке меча.

– Что это ты делаешь? – Макрон уставился на него. – Такое впечатление, что тебя какая-то страшная чесотка одолела. От шлюхи, что ли, подцепил?

– Да всё эта глупая тога…

– Парень, ты иногда бываешь совершенно безнадёжен. – Макрон даже головой помотал. – Вот что, давай-ка я тебя распутаю, пока ты окончательно не завязался узлами. – Он сделал шаг к Катону, потянул вверх край тоги и забросил его на плечо, а потом уложил на левую руку приятеля. – Ну, вот так. Видишь, как надо?

– Спасибо… Всё равно это идиотская штука.

– Ну, если кто-то способен сделать так, чтобы она выглядела по-идиотски, так это ты. – Макрон продолжил обозревать сад. Тигеллин и остальные гвардейцы заняли посты и теперь обходили сад дозором, следуя по своим маршрутам, словно гражданские лица, забредшие сюда в поисках приятных видов. – Значит, вот чем мы тут должны заниматься… Просто шляться вокруг да около, и так все последующие пять часов? И как это должно вывести нас на заговорщиков, как мы сможем раскрыть заговор, чего так желает добиться Нарцисс?

– Не знаю. Надо просто держать ушки на макушке, а глаза – открытыми.

Солнце между тем поднялось выше, вместе с ним поднялся и лёгкий ветерок, который шевелил верхушки деревьев в саду и уносил прочь дымы от горящих в городе печей. Но, несмотря на такой приятный день и мирную атмосферу вокруг, Катон пребывал в беспокойстве. Хотя несомненные признаки ослабления власти императора были налицо, явных улик, указывающих на наличие заговора, заметно не было. Жёсткий режим муштры и тренировок, установленный префектом Гетой, был тем, чего следует ожидать от любого хорошего командира, не более. Они не заметили никаких признаков резкого повышения благосостояния гвардейцев с момента прибытия в лагерь преторианцев. Сегодня был первый день, когда они могли на практике применить то, что узнали от Тигеллина о своих будущих обязанностях. Катон на минутку задумался о самом опционе, о том, что узнал о Тигеллине от других гвардейцев из центурии Луркона. Тигеллин состоял в преторианской гвардии чуть больше года после того, как его вызвали из ссылки вместе с некоторыми другими, кого в своё время невзлюбила Мессалина. Большинство из них были друзьями или слугами Агриппины, которых преследовала её предшественница. В чём именно провинился Тигеллин, за что его выслали, никто толком не знал.

Мысли Катона прервали чьи-то голоса, и он повернулся в сторону колоннады. И увидел сгорбленного седовласого мужчину в плаще, ведущего двух подростков к закрытой площадке у фонтана. Одному из подростков на вид было лет пятнадцать – длинные руки и ноги, великолепная причёска, сплошь тёмные кудри. Второй был на несколько лет моложе, более плотного телосложения и со светлыми волосами. Он смотрел себе под ноги, едва тащился следом за остальными, руки держал за спиной, словно погружённый в свои мысли.

Пожилой мужчина оглянулся и позвал его тонким, пронзительным голосом:

– Не отставай, Британик! Ты же еле ползёшь!

– Ха! – воскликнул другой подросток с улыбкой. – Давай, братишка, быстрей!

Британик бросил на него злой взгляд, но всё же ускорил шаг.

– Смирно! – скомандовал Катон. – У нас гости.

Оба быстро встали по стойке «смирно», оставаясь всё на той же окружённой живой изгородью полянке, по обе стороны от входа на неё, и уставились в пространство прямо перед собой. Лёгкий перестук шагов по мощённой камнем дорожке сменился мягким похрустыванием гравия, когда пожилой мужчина и двое подростков прошли через проход в аккуратно подстриженной изгороди. Они не обратили внимания на двух стражей и сразу прошли к пруду с фонтаном. Пожилой опустился на скамью и знаком показал спутникам, чтобы те сели на каменное ограждение пруда.

– Ну вот. А сейчас дайте мне собраться с мыслями. – Он поднял искривлённый палец. – Ах да! Мы намеревались обсудить тему ответственности.

– Это скучно, – сказал старший подросток. – Почему бы нам не обсудить что-нибудь более важное?

– Потому что твой приёмный отец желает, чтобы вы как следует подумали о своих обязанностях и ответственности. Вот почему.

– Но я хочу говорить о поэзии! – Голос юноши звучал жалостно и слегка хрипло. Катон рискнул посмотреть на наставника и двоих его учеников, поскольку их внимание было приковано друг к другу. Старший мальчик – Нерон – выглядел изнеженным и женоподобным, у него был маленький, округлый подбородок слабака и вообще надутый вид. Глаза тёмные и очень выразительные; он пристальным, напряжённым взглядом смотрел на наставника. Британик уселся недалеко от него, опустив голову на руки, и смотрел в землю, явно не интересуясь разговором. Лицо их наставника показалось префекту смутно знакомым, и он быстро его вспомнил. Эвраилей, вот кто это. Когда Катон был ребёнком, он уже занимал во дворце пост одного из наставников. Ему было поручено образование детей из семьи императора. В этом качестве он мало общался с другими наставниками, которые учили сыновей дворцовых чиновников и детей высокородных заложников, которых в Риме содержали в комфорте, пока их родителей заставляли выполнять условия договоров или оказывать давление на непокорных в интересах Рима. Вспоминая детство, Катон не мог не припомнить ту надменную манеру, с которой всегда держал себя этот наставник по отношению к другим членам дворцового штата. Их пути пересеклись только один раз, когда юный Катон бегал взад-вперёд по коридору возле двери в помещение наставника и получил за это порку.