Михаил Ишков - Марк Аврелий. Золотые сумерки

— И почему я должен тебе верить? С какой стати?

— Что тебе еще остается, цезарь. Я же сказал, жизнь любого человек держится на вере, крепится верой, и никакое, пусть даже самое великое знание не заменит ее. Либо ты доверяешь мне — и тогда легионы не тронутся с места, либо нет — и тогда они отправятся к Аквинку.

— Рыбы хотя бы поешь, — вздохнул император и подозвал вошедшего в палатку слугу.

Бебий глотнул слюнки.

— Благодарю, цезарь. Поверь, я сказал правду.

Он подошел к столу принялся за рыбу, зажаренную по — римски, с луком, чесноком, на оливковом масле. С корочкой, с хвостиком и хрустящими плавниками, погрызть которые одно удовольствие. Ел пальцами.

Марк искоса глянул на перебежчика, поглощавшего рыбу. Не мог же он сказать Бебию, что к такому повороту событий они в претории так долго готовились. С этой целью заранее загнали войска в излучину Данувия, разделили их таким образом, чтобы у врага создалось впечатление, что римляне собрались переправляться на другой берег. Не мог и выказать радости, услышав те новости, которые доставил Бебий.

Сказал о другом.

— Сегодня в полдень лагерь посетила Матидия.

Бебий замер, некоторое время стоял с кусочком рыбы в испачканной жиром руке, потом осторожно положил кусок и отрицательно покачал головой.

— Она приехала не одна, — добавил Марк. — Привезла с собой твоего сына. Он будет служить в Четырнадцатом легионе. Могу позвать его.

— Благодарю, божественный, но и этого не надо. Чем быстрее я переправлюсь на левый берег, к квадам, тем меньше будет подозрений. Полагаю, у Ариогеза есть свои люди в лагере. Если он решит, что после разговора с тобой я вернулся, чтобы выведать его тайные замыслы, он не задумываясь предаст казни моих чад во Христе.

— Много их?

— Дюжина, цезарь.

— Не густо, — усмехнулся Марк.

— Германцы трудно познают истину, — развел руками Бебий. — Но среди страдальцев, попавших в плен к варварам — их не менее ста пятидесяти тысяч, — много тех, кто ждет слова утешения. Если я промедлю, им придется не сладко.

— Ты наивен, Иероним, — усмехнулся Марк. — Как скоро ты не обернешься, Ариогез в любом случае будет рассматривать тебя в качестве моего соглядатая.

Он сделал паузу, некоторое мгновение искоса посматривал на Бебия, потом спросил.

— Значит, твое решение твердо?

— Да, цезарь.

— Ладно, — кивнул Марк, — будем думать. Соображать…

Потом он обратился к Сегестию.

— Передай префекту, пусть собирает преторий. Поднимать всех, кто имеет право голоса в совете. Пусть пригласит также начальников союзных когорт. Септимию Северу передай, чтобы тот привел на совет молодого Бебия Лонга. И быстро!

Когда Сегестий вышел, Бебий Лонг, принявший во Христе имя Иеронима, обратился к Марку.

— Я же предупреждал тебя цезарь, что среди союзников могут оказаться тайные сообщники Ариогеза?

Император кивнул.

— Я подумал об этом и приму свои меры.

Совет продолжался заполночь. Бебия император укрыл в своей спальне — там проповедник доел рыбу. Затем, приблизившись к занавескам, раздвинув их, отыскал через щелочку своего сына.

Его лицо едва различалось в подрагивающем свете факелов, которые с началом совета зажгли в шатре в бóльшем количестве. К тому же Бебий сидел дальше всех, позади всех, у самого входа в шатер. Легаты, трибуны, особенно первые центурионы первое время косились на него — у императора появился новый любимчик?

Наверное, тоже из философов?

Затем услышанное настолько поразило их, что они уже не отвлекались. Первым ответом на предложение Ариогеза было решительное, пусть даже и нестройное, «нет». Выкрикивали с места — не для того, мол, столько месяцев томились в лагерях, чтобы разойтись без боя. Затем Марк, внутренне порадовавшись боевому настрою приказал квестору провести, как того требовал обычай, опрос членов совета, во время которого префект сингуляриев Фульв заявил, что подобный дрянной мир хуже доброй ссоры, ибо он оставляет спор с варварами нерешенным.

Подавляющее большинство совета высказалось за отказ от переговоров, либо за ультиматум Ариогезу. Когда же Марк приказал опросить и вождей союзников, против выступили только два начальника отрядов, присланных побежденными маркоманами и котинами. После оглашения результата голосования, слово взял император.

— Мир, — сказал Марк Аврелий, — есть самая желанная цель, к которой мы стремимся. Ради чего мы сражаемся? Разве не ради спокойствия римского народа? Что, кроме мира, способно надежно обеспечить будущее государства? Поэтому я выбираю переговоры. Своим полномочным послом назначаю человека честного, знакомого мне не понаслышке. Я имел время убедиться, что он верен своему слову. Не следует обращать внимание на его платье, он перенес много тягот в пути. Итак, послом римского народа я назначаю всадника Бебия Корнелия Лонга старшего.

Император сам прошел за занавеску и вывел оттуда заметно опешившего, пожилого, изможденного мужчину, одетого в ветхий, местами дырявый плащ, такого же возраста тунику и германские широкие штаны.

В следующее мгновение собрание потряс возглас молодого Бебия Лонга.

— Отец!

Юноша бросился к чужаку. Тот обнял его, потом вопросительно глянул на императора. Марк чуть заметно усмехнулся.

В толпе собравшейся в шатре принцепса начали переговариваться. Кто‑то из легатов шепнул на ухо Септимию Северу. «Тоже из философов?» — «Нет, — ответил Септимий, — еще хуже. Из христиан».

Император поднял руку, шум в зале утих.

— Мы выбираем мир. Условия те же, что и во время последних переговоров. Квадам нельзя селиться в пограничной полосе за рекой на расстоянии семидесяти шести стадиев* (сноска: Примерно 15 килметров). Их судам запрещается плавание по реке. Они не имеют права заселять острова. Квады имеют право собирать народные собрания не чаще раза в месяц, в определенном месте и в присутствии римского центуриона. Они обязаны поставлять в Рим зерно и скот, а также давать в римскую армию 13 тысяч пехоты. Они должны вернуть всех пленных, захваченных во время войны. Условия жесткие, но если Ариогез проявит добрую волю, мы можем смягчить некоторые пункты, о чем наш посол будет соответствующим образом извещен. Возражений нет? Дополнений, особых мнений?

— Позволь мне, император, — с места поднялся начальник отряда бойев, служивших в римской армии. — Как быть с торговлей? Мы — галлы, мои соотечественники не желают торговать с Римом на одних и тех же рынках, в одно и то же время с грязными квадами. Этот вопрос необходимо решить, чтобы потом во время торгов не возникали стычки.

— Согласен, — кивнул император. — Каждому племени будет выделен свой особый день.