Михаил Ишков - Марк Аврелий. Золотые сумерки

Она на всю жизнь запомнила тот разговор. Ни в чем, что касалось государственных дел, не перечила мужу. Какой смысл убеждать Марка, что во времена республики консулы избирались на год и по окончанию срока были подсудны народному собранию. Другой довод мужа — в случае его смерти Вер позаботится о ней и его детях, — ничего кроме горького смеха не вызывал.

Ага, позаботится, усмехнулась она, также как он позаботился обо мне, жене старшего брата. Напоил ее и вместо того, чтобы вызвать слуг и отнести в ее покои, навалился на ложе, на котором она ужинала. Еще и рот ладонью зажал. Но об этом молчок. Зачем тревожить Марка? На нем кроме нее и детей, еще с десяток миллионов подданных висят, так что о семье ей, выходит, самой придется побеспокоиться.

Она и побеспокоилась. Когда дочь передала ей грязные намеки Вера насчет ее «задницы», когда Фабия вдруг развила бурную активность по части писания писем оппозиционным нынешнему принцепсу сенаторам, когда Вер, сначала отправившийся вместе с Марком на войну, потом вдруг проявил несвойственную ему ранее строптивость и заявил, что возвращается в Рим, где якобы займется снабжением армии припасами, (чем он взаправду решил заняться, подсказали соглядатаи), — она наконец решилась.

До чего дело дошло! Однажды Вер позволил себе в семейном кругу уколоть Марка — когда я воевал с парфянами, ты отсиживался в столице.

Ага, воевал! Фаустина зябко поежилась, обхватила себя за плечи, вернулась к прялке. Когда парфяне перебили восточные легионы, убили легата, когда сирийцы замыслили отложиться от Рима, когда враг разорял провинции, Луций Вер охотился в Апулии, затем перебрался сначала в Коринф, потом в Афины, где устраивал прогулки по морю. Потом подцепил в Антиохии Панфию и вернулся в Рим в окружении толпы артисток, артистов, мимов, жонглеров, фокусников и прочей братии. В Риме в ту пору говорили, что «в прежние времена полководцы приводили в Рим побежденных царей, а теперь тащат артистов».

Говорят, что Луций Вер был простодушен, порядочен, откровенен и прост в обращении. Насчет порядочности Фаустине было слышать особенно смешно. Беда в другом — в его невоздержанности, распутстве, игривых бесчинствах, о которых столько говорили в городе. В пороках он дошел до того, что мог соперничать в этом с самим Гаем Цезарем (Калигулой), Нероном и Вителлием. По ночам он предпочитал шататься по кабакам и борделям — лупанариям. Прикроет голову широким капюшоном и пирует с разными проходимцами, а то и драку затеет. Его частенько видали возвращающимся во дворец избитым, с синяками. А сколько чести он доставил императорской семье своим пристрастием к партии «зеленых». Во время скачек ее представители при поддержке Вера орудовали в цирках как в завоеванной стране. Однажды он устроил пир на двенадцать персон, причем каждому приглашенному в подарок были преподнесены:

а) красивый раб, прислуживающий гостю;

б) распорядитель на пирах и золотые подносы, с которых гостям подавали еду;

в) живые дикие и домашние птицы, а также четвероногие, чье мясо подавалось за столом;

г) муриновые (стеклянные) и хрустальные александрийские чаши после каждого их употребления;

д) золотые и серебряные бокалы, украшенные драгоценными камнями, венки, сплетенные из золотых лент вперемежку с несезонными цветами;

е) золотые сосуды с душистыми мазями, имевшие вид алебастровых баночек;

ж) повозки вместе мулицами, их погонщиками и серебряной упряжью, на которых гостей развозили по домам.

Этот пир обошелся казне в шесть миллионов сестерциев* (сноска: Примерно 600 000 долларов). Марк застонал, когда услышал о такой неслыханной сумме.

* * *

Итак, Марк, упросивший Вера следовать с ним на войну с маркоманами (169 г. н. э.), ради согласия разрешил соправителю вернуться в Рим. Он решил проводить сводного брата до столицы, после чего вновь вернуться к войску.

Добившись своего, Луций не мог скрыть бурную радость. В тот же день, когда Феодот с посыльным передал императрице тайный отчет о состоявшемся бурном объяснении между Марком и Луцием, императрица тут же отправила гонца в действующую армию к врачу Посидипу, пользовавшему обоих императоров. Во время прощального обеда с Вером случился апоплексический удар. Посидип пустил ему кровь, однако, как утверждают свидетели, по нечаянности выпустил ее больше, чем следовало, и спустя два дня, потеряв дар речи, соправитель Марка Луций Вер умер.

Цивика и Фабия тут же пустили слух, что во время трапезы Марк разрезал свиное вымя ножом, намазанным с одной стороны ядом. Безопасную часть съел сам, а отравленную предложил Веру. По этой причине у соправителя, мол, и случился удар. Однако логики в подобных утверждениях никакой не было: либо яд, либо апоплексический удар, тем более что все произошло на глазах у многочисленных свидетелей. Ни на теле, ни на остатках пищи не нашли никаких следов отравления. Марк специально позаботился о том, чтобы в этом деле была полная ясность. Что же касается слухов, Фаустине было плевать на молву.

Догадывался ли Марк Аврелий о наличии тайного умысла, Фаустина не знала и даже не пыталась выяснить. В своих предположениях она исходила из того, что Марку все известно. Его молчание можно было истолковать как одобрение.

Или неодобрение?

И что?! Какое наказание любимой женщине, императрице, дочери императора, доставившей ему верховную власть над ойкуменой, он мог придумать?

Никакое!

После смерти Вера она отправилась в Равенну и там высмотрела на морском берегу здоровенного, замечательно сложенного матроса. Несколько дней пролетели как одна минута. Фаустина обо всем забыла, натешилась, наплакалась от счастья.

* * *

Теперь после победы при Карнунте в преддверии триумфа Фаустина вновь испытала прежнее томительно — неотступное ощущение беды. Она никогда не любила императорский дворец — это необъятное, состоящее из множества отдельных строений сооружение. Особенно ненавистен ей был одно из них — Дом Тиберия. Дело доходило до смешного. В детстве она облазила все закоулки этого окруженного колоннадой, утяжеленного несметным количеством статуй на крыше дворца, но порой даже в зрелом возрасте ей случалось забредать в совершенно неизвестные уголки, находить темные, заброшенные с давних времен палаты.

Здесь было, где спрятаться убийцам.

Ей всегда нравился дом Августа, но жить там не было никакой возможности, здание обветшало, а Марк отказывал ей в деньгах на строительство нового дворца. Говорил — на войну не хватает.

Юнона — защитница, обереги, спаси! Умерь страхи, открой будущее, научи, с какой стороны надвигается мрак? Почему на сердце неспокойно? Галерию и Сильвана сумела устранить, отчего же душит тревога? С какой стороны ждать грозы.