Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

— И воздвигнуть на государственный счет статую!

Его сосед, — тот, который призвал Марка на восходе солнца послушать панегирик в свою честь, — потрясая сжатыми кулаками, подхватил.

— В три человеческих роста!

Кто‑то из стоявших рядом сенаторов возмутился.

— Почему в три? В пять человеческих ростов! Непременно в пять!..

Его поддержали и добавили.

— И обязательно из золота!

Тут все обрадовались как дети, подхватили — обязательно из золота! Только из золота. Оппоненты, в числе которых оказался и Плиний Младший, возразили — где вы столько золота отыщете? Казна пуста.

Регул, почувствовавший себя ответственным за такое важное мероприятие, тут же отмел возражение.

— Объявим сбор пожертвований! Заодно поглядим, кто в восторге от пришествия великолепного, а кто по — прежнему прячет камень в складках тоги.

— Тебе ли, Регул, — упрекнул его Корнелий Тацит, — поднимать голос в защиту нового принцепса?

Сенаторы сразу замолчали. Сторонники Регула насторожились, противники заулыбались.

Наконец Регул сделал шаг вперед и ласково поинтересовался.

— Чем же, любезный Корнелий, я так провинился перед тобой, перед новым цезарем, сенатом и римским народом, что ты взял себе в обычай упрекать меня во всех возможных пороках? Я всегда стоял на страже государственных интересов, свои личные пристрастия задвигал на самое донышко души, чтобы ничего личного не могло затуманить мои мысли. Я всегда стремился по мере сил помочь Римскому государству обрести подлинное величие.

— Вспомни о десятках погубленных тобой гражданах! — воскликнул Тацит. — Вспомни несчастных вдов, лишенных родителей детей!..

— Каких граждан ты имеешь в виду, Корнелий? Уж не преступников ли?..

Пожилой сенатор, угодивший воду и до сих пор выжимавший край тоги, встал между ними.

— Что вы делаете! — воскликнул он. — Перестань позорить себя в глазах простолюдинов! Отложите спор до заседания в сенате.

На короткое время его призыв возымел действие. Государственные мужи начали расходиться, причем делегация сразу разделилась две неравные группы. В каждой из них скоро нашлись горячие головы, которые, не взирая на потешавшийся плебеев скандал, бросали в сторону противников самые страшные обвинения.

Кто‑то из сторонников Плиния выкрикнул

— Регул сгубил пятерых из семьи Крассов!

— Наглая клевета! — неожиданно пронзительно — тонким голосом закричал Регул.

На этот крик из дома императора выглянул негр — охранник, погрозил пальцем. Марк Аквилий сразу понизил голос и свистящим шепотом ответил.

— Это злостный поклеп, который уже который год распространяют мои недоброжелатели.

В тон ему, также шепотом, из толпы, собравшейся возле Плиния, долетело.

— Почему поклеп! Разве не ты подослал убийц к претору Крассу Фругию? Всем известно, что когда тебе принесли его голову, ты впился в нее зубами и откусил ухо. Ты привлек к ответу Гельвидия Приска, а вместе с ним и его жену и оказавших ей помощь Веллея Блеза и Тита Корнелия Лонга.

— Прекратите! — не обращая внимания на вышедшего на порог негра, вновь закричал старик — сенатор.

Спорщики замолчали.

До форума обе группы добирались раздельно. В каждой горячо обсуждался вопрос, где провести заседание сената? Как добиться, чтобы именно их сторонник получил право прочитать приветственную речь? Между тем рабы, посланные сенаторами за своими коллегами, взбудоражили город, и к пятому часу дня* (сноска: Одиннадцать часов (отсчет времени в Риме начинался с шести часов утра) форум и все, прилегающие к площади улицы, оказались запруженными народом. Только по одному пункту сенаторы пришли к согласию — местом заседания они назначили Капитолийский холм. Там, на открытом воздухе, на ступенях храма Юпитера обычно проводились самые важные и торжественные мероприятия. Когда после яростных споров собравшиеся сенаторы общей толпой направились в сторону Капитолия, их догнал императорский гонец, передавший просьбу Траяна обойтись без помпы и спуститься в курию.

Замолчали все разом — и сторонники Тацита и Плиния Младшего, требовавшие предоставить первое слово Сексту Фронтину, больше других сделавшему для возведения на трон непревзойденного и непобедимого; и сторонники Регула, утверждавшие, что поскольку речь готова, ее непременно следует огласить, и кто это сделает лучше, чем сам автор. Регул — известный оратор, он не посрамит чести сената.

С Капитолийского холма, по священной лестнице спускались тихо, задумавшись. На форуме направились в храм Согласия, расселись в зале. Марк Ульпий Траян не заставил себя ждать. Он явился в сопровождении свиты, в задних рядах которой присутствовал и Ларций Корнелий Лонг. Император был одет в пурпурную расшитую золотом тогу, в правой руке Марк Траян держал Октавианов жезл, в левой — фигурку крылатой Виктории на шаре.

Он занял председательское место и обратился к присутствующим.

— Отцы — сенаторы, время не терпит. Обойдемся без панегириков, без статуй, без титулатуры. Очень много работы. Я прошу вас, отцы — сенаторы, подумать, где добыть деньги на войну с нашим заклятым врагом, царем даков? Как навести порядок в городе и возродить добронравие? Предложения можно подавать… я потом укажу, кому следует подавать предложения. Заседание будет вести префект города Сервиан. Он предоставит слово Луцию Лицинию Суре. Лициний является моим полномочным представителем. Он зачитает предложения по разграничению полномочий, а также проведет церемонию присяги. На этом заседание считаю открытым, а мне позвольте удалиться.

Он встал.

В этот момент в зале раздался выразительный, исполненный страдания вскрик.

— О, божественный!

Все повернулись в сторону вскочившего с места Марка Аквилия Регула.

— Не лишай нас возможности высказать восхищение краткостью и мудростью твоей речи! — с той же горячностью продолжил Регул. — Ты, который так умело, так восхитительно изложил программу, которой должен следовать всякий, считающий себя достойным сыном отечества, дозволь ответить и выразить чувства, которые испытывает римский гражданин.

Регул вознес руки к небесам. Так и застыл, ожидая разрешения продолжать. Все присутствующие в зале молча взирали на него. Траян смутился. По — видимому, счел невежливым прерывать человека, так искренне желавшего выразить, какие чувства в этот момент должен испытывает римский гражданин.

— Только короче, — предупредил император.

— Безусловно, — деловито согласился оратор, и, приложив правую руку к груди, продолжил. — Я, Марк Аквилий Регул, призываю вас, сограждане, всеми силами помочь дарованному нам богами цезарю. Пусть каждый честно исполнит долг. Пусть солдат храбро идет в бой, всякое должностное лицо неподкупно исполняет свои обязанности, купец торгует честно, а строитель должным образом кладет камни. Пусть все будут готовы принести жертву на алтарь отечества. Это касается и нас, господа сенаторы. Я первый готов припасть к ногам великого цезаря, первым готов воскликнуть — веди нас, божественный, от победы к победе. Мы твои верные помощники. По крайней мере, так я могу сказать о себе. Все знают, что в своих помыслах я руководствовался исключительно интересами государства, и если кто‑то пытается обвинить меня в лицемерии, в том, что я порой пользовался недозволенными средствами, чтобы оградить прежних цезарей от всяческих посягательств и поношений, я отвечаю — это клевета. Вспомните хотя бы последнее выступление, в котором я с болью в сердце обвинил лиц, дерзнувших предоставить помощь государственным преступникам, дать им приют. Разве не на пользу государству пошло бы тщательное разбирательство, с какой стати эти люди предоставили помощь порочным, покушавшимся на устои государства гражданам, и в чем заключается эта помощь? Разве можно исключить, что эти отступники обсуждали меры, которые следует предпринять, чтобы лишить Рим дарованного богами цезаря? Если кто‑то полагает, что подобным образом я намеревался завладеть чьей‑то собственностью, я опять же буду утверждать — клевета! В этом деле у меня не было ничего личного, что может подтвердить такой уважаемый человек как префект Ларций Корнелий Лонг. Да, я обвинил его родителей, но это не помешало мне выдать за него свою племянницу, потому что я всегда был уверен, Лонг — верный слуга императора. Я оказался прав — префект гвардейской конницы достойно повел себя на переговорах с варварами, за что я предлагаю устроить ему овацию.