Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

Лупа долго переминался с ноги на ногу, потом все‑таки ответил. Ему почему‑то захотелось ответить, его изматывал груз сомнений — в этом Риме, где и Залмоксис не более чем захудалый божок, сотворить задуманное не поможет никакая судьба.

Вон их сколько, богов, охранявших благополучие и мощь Рима. Его замысел — откровенная глупость. Сколько можно тешиться глупостью? Тогда что делать? Теперь сомнений не было, все было решено — его ждут пытки, казнь.

Что ж, он выполнил свой долг, пора к Залмоксису. Там он встретит Скорило, попросит прощение у Буридава, спасшего его у Тибискума, прильнет к отцу, к матери. Интересно, Залмоксис допускает женщин на небеса? В любом случае, его больше не будет мучить груз несбыточного, несделанного. Пусть даже так, но он исполнил свой долг.

— Так говорил Децебал, — выдал он военную тайну.

— Ты хорошо знал Децебала? — поинтересовался император.

— Он был побратимом моего отца и часто бывал у нас в Даоус — Даве. Они ездили с отцом на охоту, брали меня. Я разводил им костер, жарил мясо.

— Скажи, Лупа, будет ли Децебал воевать до конца?

— Да, римлянин.

— Ты говоришь ответственно?

— С полной уверенностью. Наш царь никогда, ни при каких условиях не сложит оружия. Даже если и сложит его.

Траян пристально глянул на мальчишку. Задумавшись, выпятил нижнюю губу, поиграл ею.

— Ты храбр и умен. К тому же симпатяшка. Я получил удовольствие от разговора с тобой. Не бойся, ты не выдал никакой тайны. Теперь я знаю, я уверен — все зависит от Децебала и в тоже время от него ничего не зависит. Это мудрено, но ничего не поделаешь. Истина порой бывает мудреной, на то она и истина.

— Я понял, государь. Ты имеешь в виду, что ранее рассчитывал на нашего царя — возможно, он согласится на мир. Теперь ты решил, что на него рассчитывать бессмысленно, он будет гнуть свою линию, и все зависит только от тебя. Это важно, государь?

— Это очень важно, Люпус. Это жизненно важно. Приятно иметь дело с римлянином, они отличаются редкой сообразительностью и проницательностью, — улыбнулся Траян.

— Я — дак!

— Нет, по матери ты римлянин, ты убедил меня в этом. Но и дак тоже. Запомни, Люпус, ты — римлянин. Я не имею права вмешиваться в твою судьбу, но я готов помочь тебе. Хочешь, я куплю тебя у Ларция и мы вместе отправимся в Палатинский дворец?

— Зачем? У римского цезаря некому работать в саду?

— Нет, я хочу сделать тебя виночерпием? Будешь разливать вино и прислуживать мне и моим друзьям за столом.

— А где я буду спать ночью? Вместе с другими рабами?

— Нет, красавчик. Для того‑то я и беру тебя, чтобы мы спали вместе.

— Ты не можешь заснуть в одиночестве? Тебе со мной будет приятнее?

— Конечно, с таким красавцем, как ты, много приятнее.

— Какая же польза может быть от красоты для сна?

— Я буду проводить с тобой ночи без сна, целуя тебя и обнимая.

Глаза у Лупы расширились, его бросило в краску.

— Ты — чудовище! — заявил он. — Я должен убить тебя.

Траян опустил голову.

— Возможно. То же утверждает моя жена, но я полагаю чудовищем можно считать того, кто принуждает другого силой…

— Как тот римский легионер, который взял меня в плен?

— А — а, вот в чем причина. Я не хотел обидеть тебя, Люпус. Я полагал, от моего предложение нельзя отказаться, но нет так нет. Это твое право. Не спеши, обдумай мои слова, позже я отпустил бы тебе свободу и ты стал бы моим вольноотпущенником?

— Такой ценой, государь? Залмоксис проклянет меня.

— Ты полагаешь, ему есть до тебя дело? Впрочем, как знаешь. Принуждать не намерен. А как насчет покушения? Ты по — прежнему будешь охотиться на меня?

— Нет, государь. Это безнадежное дело, — он выдавил жалкую улыбку. — И с моей стороны бесчестное… Ты же не собираешься тащить меня силой. Если твоя жена не в силах совладать с твоим нравом, мне это тем более не под силу.

— И на том спасибо.

Траян поднялся, оглядел мальчишку и еще раз как бы невзначай спросил.

— Может, передумаешь?

— Нет, цезарь.

Прощаясь с Ларцием, император как бы невзначай предупредил префекта.

— Малыш умен и сообразителен, ты за ним приглядывай.

— Он вел себя дерзко?

— Нет. Он признался, что собирается убить меня.

Ларций и стоявший рядом Ликорма открыли рты от изумления.

— Ничего серьезного, — успокоил его император. — По этому вопросу мы нашли с Люпусом общий язык. О другом, более приятном, не смогли договориться, а жаль. У мальчишки редкий дар располагать к себе. Он отказался от своего намерения, но ты все‑таки присматривай за парнишкой, иначе мы никогда до Индии не доберемся.

Вконец запутавшийся Ларций не понял.

— Кто мы?

— Римляне, Лонг, римляне. Не все же грекам кичиться! Мол, Александр из Македонии до Индии добрался, а вы, римские псы, после Красса за Евфрат боитесь перейти.

Вечером того же дня император в узком кругу обмолвился, что нашел ключ к следующей кампании. Ни в коем случае нельзя повторять план прошлого года. Изюминка общего замысла будет сохранена, но бить Децебала, прорываться к Сармизегетузе придется с востока, со стороны реки Алтус (Олт).

— Но от Тибискума дорога в несколько раз короче! — возразил Сура.

Его поддержал Лаберий Максим, Лонгин.

— Нет, друзья, так не пойдет. Во — первых, в этом случае мы просто выдавим Децебала в горы со всей его армией. Потом только и жди, когда он вновь прорвется к Данувию. Если же мы запрем его в Сармизегетузе, у него не будет выхода как сдаться или погибнуть. Кое‑кто из знающих людей уверил меня, что он никогда не сдастся, даже если решит сдаться.

Военачальники, собравшиеся на совет переглянулись — мудрено начал выражаться император. Только Нератий Приск и всегда веселый Лонгин прищурились — видно, до них дошел смысл сказанного.

— Во — вторых, — продолжил Траян. — Децебал ждет меня со стороны Тибискума. Я уверен, что он придумал что‑то такое, с чем нам придется разбираться все лето, а у меня больше нет времени — в этом году мы должны покончить с Дакией. Нас ждет восток, Парфия.

— Интересно, — подал голос Лаберий Максим, — кто надоумил тебя, Марк?

— Некий раб, мальчишка. Помните проводников, которые должны были завести Ларция в засаду. Старшему Комозой отрезал голову, а младшего спас Лонг. Знаете, как его зовут?

Все вопросительно глянули на императора.

— Лупа.

В зале раздался хохот.

— Он имеет намерение убить меня, — спокойно добавил император.

Смех сразу стих.

Лициний Сура осторожно поинтересовался.

— Намерение или задание?

— Полагаю, намерение, но это пустяки. Скоро дурь выветрится.

На следующий день по городу поползли поразившие римлян слухи. Недоброжелатели Траяна утверждали, что армия, недовольная медлительностью императора, решила взбунтоваться.