Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша

— Когда я схватил тебя, ощутил, что боги одарили меня лучшим, что есть на белом свете. Мне отдали в жены дочь богини.

— Какая же я дочь богини, если со мной можно обращаться как с вещью.

— В этом нет вины богов. Хватит лить слезы. Если хочешь, я лягу один?

Слезы тут же высохли на ее глазах.

— Нет, Нину. Сегодня мы будем вместе. Сколько у нас времени?

— До рассвета. К завтрашнему полдню я должен вернуться в охотничий лагерь.

— Вот и хорошо. До полуночи я не выпущу тебя из своих объятий.

Всю ночь борода Нинурты была в безраздельном владении женщины. Ночь выдалась светлая, Луна–Син помогала влюбленным. Нинурта был счастлив разглядывать тело жены во всех подробностях. Оно было знакомо, и каждый раз он ухитрялся отыскивать на нем неизвестные таинственные знаки – там сосудик выбился, здесь появилась родинка, поредели волоски. Он взял один на память. Его ждало далекое путешествие – хотелось взять с собой самое дорогое, чем могла одарить его верхняя земля.

Прелесть не выбирает сосуд. Она либо есть, либо ее нет.

Шами была прелестна от слезинок, часто скатывавшихся из глаз, до покрашенных хной ноготков на ногах. Ее не портили даже намеки на шрамы, которые со временем расползлись сами собой. Она никогда не была говорлива и только отвечала на вздохи Нинурты тяжким сладостным подвыванием.

В предрассветный час женщина вышла из шатра, обратилась к Утренней звезде.

— Госпожа, взываю к тебе! Помни! Госпожа, покровительница битвы, взываю к тебе. Богиня мужей, владычица женщин, та, чью волю никто не узнает, взываю к тебе.

Она пролила пиво на покрытую росой траву.

— Муж отдыхает, мой муж отдыхает. Он уходит. Я им полна. Твоя милость безмерна, пусть она изольется на меня.

Дым горевших кипарисовых палочек столбом поднялся к небу. Ароматное пиво поглотила земля.

В последний раз женщина вскинула руки.

— Щедрая чудом, владычица львов, имя твое над всеми. Тебя, отважную дочь Сина, хвалю. К тебе обращаюсь с молитвой. Помню!

Звезда ответила долгим протяжным миганием, падающей звездой и львиным рыком.

— Благодарю тебя, величайшая…

Когда она вернулась в шатер, Нину встревожено спросил.

— Где ты была?

— Не беспокойся, милый. Дай мне слово, что ты не примешь решение, пока не получишь весточку от меня.

Мужчина удивленно глянул на женщину.

— Какую весточку?

— Что у нас будет ребенок.

Нину потребовал.

— Пусть это будет мальчик!

Шами торопливо зашептала.

— Это будет мальчик. Я обратилась к той, кто три дня кормил меня своим молоком, кто покровительствует мне.

Нину положил жену на ложе, поцеловал грудь, провел пальцем между грудей.

Его палец медленно сползал к пупку, вошел в пупок, двинулся ниже, замешкался у зарослей. Шами часто задышала, привлекла мужчину к себе, принудила его поспешить.

Насытившись друг другом, Шами положила голову на грудь мужчины, закинула на него ногу, обняла за шею и затянула какую‑то заунывную бесконечную мелодию. Затем она внезапно и резко легла на него, прижала пальчик к губам Нину.

— Он ничего не заподозрит, милый. Я клянусь.

Нинурта не спеша, в знак согласия, молча закрыл и открыл глаза.

Так поступают все мужчины, когда их покрывают любимые женщины.

Прошел месяц, и однажды ночью Сарсехим принес Нинурте долгожданную весточку – хвала богам, задуманное осуществилось!

На следующий день Нинурта написал в Калах, что боги и время убедили его выразить покорность великому государю и преподнести ему в дар свою супругу.

Ответ пришел неожиданно быстро.

«Дорогой брат!

Хвалю тебя за безупречное исполнение долга. Ты доказал, что на тебя можно положиться. Предписываю тебе немедленно возвращаться в Калах и собирать войско для похода на север. К тому же Роксана заждалась своего героя.

Желаю вам счастья!

Твой Шамши».

В Калах Нинурта–тукульти–Ашшур отправился через неделю. Окруженный приставленными к нему всадниками, в компании с Азией путешествовал неспешно. По пути останавливался в городах и, пользуясь данной ему царем властью, собирал воинские отряды, инспектировал воинов, устраивал игры с оружием.

Царь торопил его. Когда до Калаха оставалось два дня пути, в столицу пришла страшная весть – во время воинской игры с боевым оружием славный туртан поскользнулся на мокрой траве и упал на обнаженный меч, да так неудачно, что лезвие пронзило его храброе сердце. Несчастье произошло на глазах многочисленных свидетелей, так что никаких сомнений в случайности произошедшего не было.

Гнев царя на нерадивых слуг, не сумевших поддержать Нинурту, подхватить его под руки, оказать помощь утихомирила прибывшая в столицу царская невеста. Похоронили Нинурту–тукульти–Ашшура в родном городе, на похороны прибыл великий царь. Шамши–Адад буквально заливался слезами. Будущая царица была грустна, изредка вытирала глаза платочком, приветливо улыбалась знакомым.

Азии, например.

Бракосочетание устроили после окончания положенного для траура срока.

Трудно сказать, какие исторические документы побывали в руках у Ктезия, первым познакомившим греков с историей Шаммурамат, и на кого ссылался Геродот, описывая ее деяния, но в том, что такие свидетельства имелись, сомнений нет.

Пусть это будут записки Сарсехима, пустившего по свету легенду о дочери богини, завоевавшей Азию, споткнувшейся на Индии и вынужденной, поддавшись грубой силе, отказаться от власти.

Желание изложить события, свидетелем которых ему посчастливилось быть, проклюнулось у евнуха в тот день, когда в Вавилон докатилось ошеломляющее известие о нелепой смерти Нинурты–тукульти–Ашшура.

Со временем, однако, о его гибели начали говорить разное. Злые языки утверждали, будто наместник сам предложил свою красавицу–жену в подарок новому царю за назначение на пост туртана и, не выдержав презрения соплеменников, наложил на себя руки. Другие, в первую очередь Гула, сумевшая прибрать к рукам вавилонского полководца Бау–ах–иддина, доказывала, что Шамши и Шаммурамат давным–давно состояли в любовной связи. Всем известно, что скифянка с детства отличалась склонностью к необузданному разврату и неслыханным коварством. Узнав об этом, туртан бросился на меч.

Клевета, нескончаемым потоком сыпавшаяся на головы жителей Вавилона, вызывала законное возмущение у тех, кто знал Шаммурамат и Нинурту. К сожалению, попытки доказать очевидное, уличить сплетников во лжи, не находили отклика у тех, кому чужое горе – повод, а чужая радость – укор.

После бракосочетания Шамши–Адада V и вавилонской принцессы Шаммурамат (упоминать о том, что когда‑то эта женщина была супругой бывшего наместника и туртана, строго запрещалось) Сарсехима и Ардиса срочно вызвали в Ашшур, и с желанием изложить то, что случилось на самом деле, пришлось повременить. Выехать приказали тайно, никого не извещая. Более того, двигаться приказали отдельно, для каждого была приготовлена своя повозка.