Нид Олов - Королева Жанна. Книги 1-3

Жанна решила, что женщин на маскараде не будет она пожелала одеться мужчиной, и все дамы, естественно, должны были пожелать того же. Фрейлины были в восторге. Только одна из них, девица Эмелинда ди Труанр, поджала губы: «Как, Ваше Величество, и мне тоже? Но ведь это значит показать ноги…» (Жанна и не подозревала, что сама она, желая надеть мужской костюм, желает именно показать господам свои ножки и вообще всю себя наивозможно отчетливее.) Она вспыхнула. «Что такое, мадемуазель? Вы, кажется, взялись меня учить?..» Эмелинда стояла перед ней, склонив голову в красном фрейлинском чепчике, сложив руки, как монашка на молитве. Пренеприятная особа оказалась Эмелинда. «Ну так вот что, — безжалостно сказала ей Жанна при всех фрейлинах, — коли ваши ноги, мадемузель, не стоят того, чтобы их показывать, разрешаю вам надеть рясу капуцина, под ней ваших ног никто не увидит…»

«Не хватало мне еще бескрылых ангелов, — лениво думала Жанна, лежа в постели с прикрытыми глазами. — Подумаешь, боится показать ноги! Это испанкам нельзя показывать ноги, их этому учат с детства… Но вот Анхела же у меня испанка, а она обрадовалась больше всех…»

Закукарекали фанфары. Пора! Жанна соскочила с постели. Она привыкла одеваться сама; но сегодня она запретила даже Эльвире входить к ней. Почему-то ей было неловко.

Для нее сделали старомодный костюм из белого атласа Это было неспроста: он лучше обрисовывал фигуру Натянув на ноги белое трико и пышные, в разрезах коротенькие штанишки пуфами, Жанна осмотрела себя в зеркале. В самом деле — ноги, обтянутые белым шелком, выглядят как голые… это, пожалуй, слишком. Впрочем, нет. Она забыла, что есть еще длинные сапоги мягкого белого сафьяна, края которых пристегиваются к поясу. Сапоги эти были точно скопированы с военных ботфорт короля Карла, с той разницей, что те были сделаны из грубой, как дерево, кожи.

Сапоги обхватили ноги приятными складками. Жанна развеселилась.

— Ку-ка-реку, ку-ка-рекуу, ку-ка-рекуу… ку-куу… — распевала она фанфарный сигнал, заканчивая свой туалет.

Из зеркала на нее смотрел стройный мальчик в белом костюме начала века. Мальчик повертелся, потуже затянул узенький пояс с кинжалом и шпагой; подумав, сдвинул набекрень свой белый ток с бело-желтым плюмажем. Звякнул шпорами, подправил несуществующие усы и взял с подзеркальника тоненькую тросточку-хлыстик.

Движения у мальчишки были резкие и самоуверенные.

— Странно, — пробормотал он, — тут где-то была девчонка, моя сестра… Куда она делась?

Мальчик расхохотался, затем нахмурился, сделал римский жест и произнес с мужественной хрипотцой:

— Внемлите… гхм, черт возьми. Говорит великий государь маркиз Жан Л'Ориналь. Клянусь адскими сковородками и Христовым…

Тут он покраснел, смутился и немедленно исчез. На его месте была девочка в мужском наряде, для которой искусство лихой ругани и божбы было недосягаемо. Чтобы рассеять смущение, Жанна воскликнула нарочито озабоченно:

— Господи, я ведь ничего не поела! — Сдернув салфетку с подоконного столика, она взяла рукой в перчатке кусок холодной курицы. Есть не хотелось, но она заставила себя проглотить два-три кусочка. Налила лимонаду.

— Король, о король! — послышался зов из-за дверей.

Ага! Начиналась игра.

— Разрешаем взойти! — крикнул мальчик.

Вошла принцесса Каршандарская, вся в зеленом бархате; ее сопровождали две фрейлины в пажеских костюмах: Лаура Викремасинг, дочь маршала, и испанка, гугенотка, Анхела де Кастро.

— Король, я твой верный друг и союзник Джон Фастолф, — представилась синьора Гроненальдо. — Прими мою дружбу и помощь.

— Принимаю, милорд, — сказал мальчик, протягивая руку для поцелуя. — Пажи, что скажете вы?

— Король, тебя ждет народ! — ответили пажи. — Не пойти ли нам?

— Я готов. Пажи, берите мантию. Сэр Джон, прошу вас.

Пажи подхватили короткий плащ, не закрывающий даже штанишек, и торжественно понесли его. На галерее музыка грянула развеселый марш. Впереди истошно вопили: «Даар-рогу кар-ралю!» Бабахнули пушки. Жанна вышла на крыльцо.

Двор замка был перегорожен длинными шнурами — белым и черным. На парадном крыльце, задрапированном белым шелком, стоял трон; под аркой ворот, задрапированных черным шелком, — черный шелковый шатер.

Фанфары запели петушиный сигнал. Анхела и Лаура, вполне освоившиеся со своими костюмами (кстати сказать, куда более откровенными, чем у Жанны), воскликнули свежими глотками:

— Кланяйся, народ, жив-ва! Король здесь!

«Народ» восхищенно смотрел на мальчишку, сияющего, точно беленькое солнышко. Все дружно пали на колени и поклонились до земли. Мальчишка сделал им тросточкой и уселся на трон.

— Я рад видеть вас, мои верные псы и холопы, — сказал он. — А ну-ка, покажитесь. Где наши министры, наши генералы и наши прочие?

Первым подошел, извиваясь гибким станом, Лиан-кар, охваченный черным бархатом, весь мягкий, словно без костей. Небольшая шапочка острым мысом спускалась ему на нос; два петушиных пера торчали, как рога Откидные рукава на огненно-красной подкладке волочились по земле.

— Твой верный раб, твоя вторая тень, государь, — промяукал он вкрадчиво, — Моисей Рубаго, владетель пятнадцати лунных феодов.

За ним следовала фигура в красной полумаске и широкополой шляпе, свободная широкая куртка, вся в звездах и полумесяцах, доходила только до бедер, а дальше были обтянутые красным шелком, прекрасной формы, женские ноги Жанна даже прикусила губу: «Кто же это?»

Полумаска преклонила роскошное колено и сняла шляпу, но Жанна все равно не узнавала ее.

— Я бедный влюбленный Андрогин из страны дипсодов — нараспев сказала полумаска, — странствую по свету в поисках половинной смерти…

«Ах, это графиня Альтисора!» — узнала ее Жанна по голосу и уже хотела было улыбнуться ей, но сдержалась, государю надлежало быть суровым.

— Не понимаю тебя, Андрогин. В кого влюблен?

— В самого себя, король, и это ужасно. Мне надо убить половину себя, чтобы другая стала свободна и смогла любить других, но для этого нужна половинная смерть, а мне всюду предлагают целую… Нет ли у тебя, король?

— У меня есть все. Но найди ее сам, Андрогин.

Подошел человек, зашитый в меха. Лицо его было покрыто коричневым гримом, черная борода торчала вперед, как веник. Огромный меч со скрежетом тащился за ним. Он прищурил глаза на государя и заговорил по-фригийски:

— Kmma tegnlax Qotxanamtalxan tskicen, mecax'al tkolklcen, plq tqenikicen. Plex ajpma, kzza Jast sunsc? [21] Я добрый Котханамтальхан, пришел издалека, сильно устал Великий государь, как поживаешь? ( фриг.)

— Благодарю, пришелец, — сказал государь. — Твоя речь мне непонятна, но я верю, что ты желаешь мне добра.

Дикарь закивал, зацокал языком, заулыбался.