Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша

— Ты у меня неглупая девушка. Поклонись Иштар, — посоветовала мать, потом после короткого раздумья, отвергла эту мысль. — Нет, оставим Иштар скифянке. Тебя назвали в честь великой богини — целительницы Гулы, под чьим присмотром находится сама смерть. К сожалению, власть Гулы невелика, ведь люди, несмотря на все ее искусство, мрут как мухи, но она в родстве с царицей мертвых Эрешкигаль, чьего гнева страшится даже царь богов Мардук. Поклонись Эрешкигаль. Если она полюбит тебя, станет легче.

Гула разрыдалась.

— Мама, я брошусь в ноги отцу! Я оближу пятки этому ассирийцу, только позвольте мне остаться дома.

Мать погладила дочь по голове.

— Что решено — решено, не будем об этом.

Амти — баба при расставании даже не заплакала, пошучивала с Нинуртой-тукульти-Ашшуром. Тот лично сопровождал царевну до Евфрата, где вернул злосчастную табличку Сарсехиму, передал необходимые инструкции ему и Ардису, а также Ушезубу — пусть его молодцы держатся подальше от каравана и не мозолят глаза сирийским соглядатаям.

У несчастной невесты было время поразмыслить над мамиными словами и укрепиться духом. Может, поэтому в первую брачную ночь с сирийским недоноском она была готова вести себя с достоинством. На прощание поцеловала куклу, разделась донага, легла на брачное ложе, накинула покрывало, мысленно приказала себе приветливо встретить мужа, быть покорной и ласковой. Когда же в освещаемую единственным тусклым светильником комнату вошел кто-то грузный — абрис вошедшего размывался тьмой, — и начал топтаться у порога, она оцепенела. Сердце забилось так отчаянно, так безнадежно, что была бы ее воля, она метнулась бы к стрельчатому окну и бросилась вниз головой, даже не пытаясь вспомнить, сообразуется ли такой поступок с царским достоинством.

Наконец жених скинул темное и, оставшись в светлом, приблизился к ложу, присел в ногах. Гулу поразило дыханье жениха, никак не походившее на дыханье Ахиры. Тот сопел как бык на пастбище, при этом похрапывал и чавкал, — этот же едва слышно вкушал воздух. Его дыханье было чистым и ароматным.

Незнакомец подсел ближе. Девушка негромко вскрикнула, судорожно поджала ноги, натянула покрывало на обнаженную грудь. Мужчина оказался немолод, седобород, у него был орлиный профиль. Когда же он заговорил, сердце Гулы просто остановилось, чтобы потом, когда проклюнулась догадка, забиться с такой исступленной силой, что она не выдержала и зарыдала.

Плакала недолго, всего несколько всхлипов, потом справилась со слезами и в упор глянула на мужчину. Тот, видимо, понимая, какой ужас он внушает невесте, положил свою руку поверх ее руки, лежавшей на покрывале, и тихим, волнительно — проникновенным баском произнес.

— Я мог бы приказать тебе смириться, но мне не хотелось бы обижать твоих ламассуи шимтуи лишать тебя права выбора.

Гула, попытавшаяся ответить, обнаружила, что не в силах справиться с голосом.

— Мне бы хотелось, — продолжил мужчина, — чтобы твое согласие было добровольным, ибо без него мне придется прибегнуть к насилию. Мне жаль тебя, но так решили боги, и я обязан исполнить свой долг.

Наконец Гула обрела способность говорить.

— Царь, о каком долге ты говоришь? Я не могу противостоять насилию, но как ты осмелился бросить вызов богам, соединившим нас с твоим сыном узами брака?

Бен-Хадад упрямо возразил.

— Жизнь мира требует, чтобы у меня был наследник. Богатырь! Все гадания, знамения и ответы на вопрошания жрецов истолковываются однозначно — таково повеление Баала, а он знает, что говорит, ведь он сам был рожден Ашерту от ее отца Илу.

— Господин, моя жизнь принадлежит тебе, но мое лоно?! Что скажут иноземные послы, присутствовавшие на свадьбе, что скажут твои поданные? Злые языки испортят жизнь твоему сыну, и всякий конюх, а то и раб…

Бен-Хадад усмехнулся.

— Что еще, кроме того, что случилось, может испортить жизнь Ахиры. В этом есть и доля моей вины, потому что я ослушался богов… Впрочем, это давняя история. Что касается тебя, клянусь, никто, не то, что раб или конюх, даже человек царского рода, не посмеет ткнуть в тебя перстом. Ты еще плохо знаешь мой народ. Если воля богов исполнится, никому ни в городе, ни в стране в голову не придет помыслить о паскудном. И дело даже не в чести царской семьи или моего сына. Просто у нас иначе относятся к повелениям богов, чем у вас. Беда в другом…

Он неожиданно примолк, потом уже более страстно и взволновано продолжил.

— Беда в тебе. И во мне! Как только я увидел тебя, ты стала несказанно дорога мне. Ты затмила солнечный свет, ты украсила мой сад. Поверь, я никак не ожидал, что ты будешь так хороша собой, так царственна, так беззаботна, ведь твоему отцу было известно, что ждет тебя в Дамаске. Он не поскупился, он отдал самое лучшее, что у него было, невзирая на то, что всех нас ждет жестокая битва. Я благодарен Мардуку-Закиру — шуми, и не хотел бы выглядеть менее щедрым, чем мой вавилонский друг. Подумай о моем народе, о том, что случится с благоуханным Дамаском, если со мной произойдет беда.

Пауза.

— Поверь, я не молод и знал женщин, успел насладиться ими и обмануться в них. Может, потому что порой бывал нетерпелив. Если ты полагаешь, что в жизни меня всегда ждала удача, и боги всегда были милостивы ко мне, ты ошибаешься. Я пролил много крови в борьбе за трон, и наказанием послужил Ахира, сын моего младшего брата, жену которого я взял в супруги, когда Рамаил получил по заслугам за козни, которые он строил против меня. Я взял ее не зная, что она беременна, и Ахира…

Невеста ослабила хватку, с которой держалась за покрывало — единственную преграду между нею и царем.

— Он твой племянник?

Бен-Хадад кивнул.

— Я был вынужден объявить его своим сыном. Боги прокляли его, и тень проклятья упала на меня. На всех, кто подвластен мне. Конечно, боги не оставили меня. Баал даровал мне победу под Каркаром. Мне удалось разгромить самого Салманасара и его свору…

— Я слышала, — робко вставила Гула, — царь Ассирии объявил, что это он одержал великую победу? Разве нет?..

Бен-Хадад хмыкнул.

— Если бы Салманасар одержал верх, сидел бы я рядом с тобой! Скажем так… мы разошлись с ним вничью, но и это неслыханный успех, ведь я первый, кто сумел усмирить ассирийских разбойников. Вот почему Салманасар не знает покоя. Новая война будет куда страшнее. Мне донесли, что ассирийцы собирают огромное войско.

Затем он продолжил веско, с отбивающей охоту возражать интонацией.

— Что касается формальностей… О том, что произойдет сегодня, знают всего несколько человек. Сегодня утром из твой спальни выйдет Ахира, все с ликованием встретят его. В положенный срок ты родишь ему сына, а мне наследника. Прорицатели указали — боги требуют, чтобы я спас государство. У меня нет выбора, только так я могу заставить окружающих меня иноземных прихвостней принять участие в войне. Нашествие не за горами, так что не позже месяца шабату (январь — февраль) ты должна подарить Дамаску наследника.