Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша

К полуночи народ начал рассеиваться. К начальнику конницы мелкими шажками приблизился евнух и объявил, что сегодня его не примут. Благородного Нинурту проводят в отведенные ему покои.

Покоями оказалась каморка, в которой едва хватило места для лежанки и стула. В дальней от входа стене узкое оконце или, точнее, бойница, прорезанная в толще стены.

Вид, открывшийся из бойницы, окончательно добил царского гостя. Посреди двора рядком были выставлены колья, на которых красовались останки воинов, уличенных в посягательстве на царскую добычу. Трудно было поверить, что во всем громадном дворце не нашлось другого помещения, в котором храбрый начальник конницы чувствовал бы себя более уютно.

До утра он не сомкнул глаз, прикидывал, в чем виноват, как оправдаться? Неясность обвинения терзала жестче всего. Если речь идет о попытке расправиться с ведьмой, он и теперь не чувствовал за собой вины. По крайней мере, право кровной мести отменено не было, а раз так, он вправе поступать со своим врагом так, как того требовал обычай. Удивляло другое, за те месяцы, которые царь царей провел в окрестностях Дамаска, его нрав заметно изменился. Правитель стал задумчив, непонятен, много времени, чего раньше никогда с ним не случалось, проводил в обществе умников, забавно рассказывающих об устройстве мира, о темных и светлых его сторонах.

К царю Нинурту повели ранним утром, даже не накормили, как бы намекая, что в отношении опального вояки лишние траты ни к чему.

Весь недолгий путь Нину корил себя… Как же он просмотрел беду? Зачем положился на Шамши-Адада, бездумно взорлившего после получения высокого поста? Сладкой истомой отозвались в памяти ласки Шаммурамат. Что ж, чему быть, того не миновать.

В спальне, уже прибранной и проветренной, Салманасар, свеженький, с улыбчивым морщинистым личиком что-то выпытывал у Шамши-Адада.

Новоявленный туртан угрюмо оправдывался. Вид у него был не то, чтобы мрачный — Шамши никогда не отличался веселым нравом, но какой-то унылый. Или заезженный. Бледное, как смерть лицо, обрамленное чрезвычайно густой, под самые глазницы, бородой, очень походило на маску.

Нину встал рядом с побратимом, плечом к плечу.

Салманасар упер кулаки в бок, окинул Нинурту суровым взглядом, однако обратился как и прежде — по — родственному.

— Нину, разве дядя не завещал тебе с особым почтением относиться к царскому слову? Разве он хотя бы раз дал повод усомниться в том, что повеление господина — есть высший закон. Его следует исполнять точно и беспрекословно.

Нинурта благоразумно встал на колени.

— Скажи, грозный царь, чем я вызвал твой гнев? В чем причина немилости?

— А ты не знаешь? — неожиданно запросто, вопросом на вопрос, ответил царь.

Он решительно поднялся и по — прежнему молодо, скорым шагом, прошелся по комнате.

Не отводя взора от царя, Нину обратил внимание, что Шамши вроде бы вовсе не воспринимает происходящее. Он как стоял столбом, так и продолжал стоять, даже не пытался проследить взглядом за разгуливающим по спальне повелителем.

Салманасар подскочил поближе, наставил палец на начальника конницы.

Этот жест лишил Нинурту последней надежды. Стоит старикашке шевельнуть пальцем, и через несколько минут его, такого высокопоставленного, знатного, разбогатевшего, взгромоздят на кол. Вспомнилась любимая шутка Салманасара. Каждый раз, присутствуя при казни, он не отказывал себе в удовольствии подойти к несчастному и поинтересоваться — не больно?

Царь словно прочитал его тайные мысли и усмехнулся.

— Увидал себя на колу? Не спеши, на кол всегда успеешь. Сначала ты выложишь, как у тебя хватило дерзости послушаться этого, — он ткнул пальцем в грудь Шамши, — недоумка?

От толчка туртан качнулся, ожил. Во взгляде прорезался едва сдерживаемый ужас.

Нину ответил не сразу — позволил себе отвести глаза в сторону. Совсем не к месту привиделась Шами, вспомнились ее настойчивые просьбы, чтобы он не спешил, говорил обдуманно. Это, прежде всего, касалось обстоятельств, связанных с возвращением Гулы в Вавилон. Об этом же предупреждала и Шами. Выход один — рискнуть. Если он угадал, и обвинения касаются его распоряжения удавить Гулу при въезде в Ашшур, в этом случае ему есть что сказать. Тогда можно надеяться на спасение. На миг в сознании прорезалась мысль, что Шами все предусмотрела, обо всем позаботилась.

Справившись со страхом, начальник конницы поднял голову и громко повинился.

— Государь! Опора мира!.. Туртан ни при чем. Верь, я никогда не лгал тебе. Я достоин казни, но зачем должен страдать невиновный. Наоборот, твой брат изо всех сил уговаривал меня отказаться от этой глупой затеи. Доказывал, что воля царя — это воля богов, ей нельзя противиться. Твой великодушный брат настаивал — забудь об унижении. Исполни долг, прояви милосердие — это будет лучшей местью всякого рода духам и демонам. Он убеждал меня — как я могу требовать от подчиненных беспрекословного повиновения, если пренебрегаю царской волей.

Пока Нину говорил, глаза у Салманасара медленно теплели. Неожиданно он повернулся и вернулся на ложе. Там занял привычную позу — полулежа, с подоткнутой под бок подушкой.

Стоявший рядом с коленопреклоненным Нинуртой Шамши осмелился переступить с ноги на ногу.

Царь отчетливо хмыкнул.

— Не врешь? — в прежней простецкой манере спросил он.

— Как бы я посмел! — воскликнул Нину.

— Что ж, — улыбнулся царь. — Я рад, что ты сам признал свою вину. Ты будешь достойно наказан.

— Мы с супругой готовы ко всему.

Салманасар нахмурился.

— Только не примешивай сюда Шаммурамат. Она не в пример тебе в точности исполнила мой приказ.

— Но нарушила мой, — отважился возразить Нину.

Царь поморщился.

— Не равняй себя с царями. Тем более с дочерями богини.

— Государь позволит сказать несколько слов в свое оправдание?

Эта просьба вызвала недовольство.

— Забудь об оправдании. Что у тебя?

Нину многозначительно глянул на побратима. Салманасар набросился на брата.

— Что стоишь? Ступай. В следующий раз умей оправдаться как этот… хитрец. В любом случае ты знал об этой дерзости. Сколько раз я напоминал тебе, держи в узде подчиненных, а то не заметишь, как потеряешь голову.

Шамши-Адад неловко поклонился и вышел из спальни.

Царь обратился к Нину.

— Что у тебя?

— Государь, Шаммурамат просила довести до твоего сведения, что кто-то из сильных в Калахе подбивает ее отца на измену.

— Кто?

— Неизвестно. Если господину угодно, он может ознакомиться с письмом известного ему Сарсехима.

— Этот проныра тоже в Вавилоне?

— Да, и как верный пес бдительно сторожит твои интересы, великий царь. В Вавилон его отправил наследник престола. Вместе с ведьмой.