Джек Кавано - Пуритане

— Как же меня это злит! — воскликнула Мэри, немного успокоившись. — В чем они виноваты? Почему нельзя хранить безобидные брошюры, в них ведь нет ничего дурного?

Старый Платт тяжело вздохнул. Он присутствовал на тех заседаниях комитета по сопротивлению, где пуритане вырабатывали план действий. Несколько человек внесли свои предложения. Получил одобрение план Мэри. В соответствии с ним и действовали студенты сегодня утром.

— Девочка моя, такова природа человека, — объяснил фермер. — Маколэй знал, что в типографии печатают запрещенные книги. Чтобы обнаружить их, он готов был разобрать ее по кирпичику. Мы предоставили ему такую возможность. Само собой, он искал кое-что другое, но и эти брошюры — преступление. Зато теперь Маколэй не станет обыскивать типографию столь тщательно.

Мэри прижалась к груди Платта. Конечно, он был прав, но боль в душе не утихала.

— Стоит ли все это такого риска? — спросила она.

В ответ Платт сунул руку в мешок и достал памфлет. Раскрыв книгу, он прочел:

«В жизни каждого человека наступает час, когда нужно принять решение. Речь идет не о решениях на день, год или даже на всю жизнь. Есть выбор, от которого зависит нечто более важное, чем личные дела или жизнь одного человека, решения, которые на многие годы определяют судьбу всего мира.

Настал час для каждого из нас принять такое решение.

Нам предстоит ответить на очень простой вопрос: будем ли мы соблюдать законы, данные Господом, или подчинимся воле человеческой? Следовать ли нам Библии или повиноваться епископу Лондонскому?

На простой вопрос должен быть простой ответ. Вспомните слова Петра: «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5:29).

Прислушиваясь к голосу совести, можем ли мы как христиане ответить иначе, не отрекаясь от своей веры?

Только Библия может научить нас, как следует жить. С ее помощью Господь Бог дает нам Свои наставления.

Неудивительно, что эти наставления столь ясны и четки, ведь достоинство любого хорошего закона в отсутствии двусмысленности и неопределенности.

Нравственные и судейские законы, данные Богом, четко сформулированы, в них ясно прослеживается Божья воля. Закон Господа вечен. Никакой король, министр или епископ не вправе отменить его.

Является ли Библия единственным воплощением Слова Божьего или нет?

Будем ли мы повиноваться Ему или нет?

Нам предстоит сделать выбор. Принять решение нетрудно, гораздо труднее жить в соответствии с ним, ведь это потребует великого мужества и глубокой веры.

Мы живем в опасное время. Никто не знает, какую цену нам предстоит заплатить. Однако мы делаем выбор не только ради себя, но и ради своих детей и внуков. Какой бы ни была цена, наше решение стоит этого.

Пришла пора для сильных духом. Не время подставлять вторую щеку: нас не оскорбили, но обманули. Для праведных и благочестивых англичан настал час, который определит их будущее.

Что до меня, то я выбираю Бога. Я предпочту погибнуть, повинуясь Господу, чем преуспеть, стараясь угодить людям».

Платт опустил брошюру на колени.

— Маршалл может гордиться тем, что помог донести до людей эти слова, — проговорил он.

Мэри вытерла глаза и кивнула.

— Думаю, тебе пора домой, деточка, — нежно сказал Платт. — Я сам займусь памфлетами.

В тот же день сочинения Джастина покинули ферму Платта на тележке молочника, спрятанные в двойном дне бидонов. Оттиски повезли на восток, в Ньюмаркет, Тетфорд и Норидж, где один из памфлетов попал к его преподобию Томасу Калмерсу, приходскому священнику Спиксворта.

Прежде чем прочитать написанное Джастином, Калмерс запер дверь своего кабинета. На столе перед ним лежал циркуляр епископа Лода, обращенный к церквям Нориджа. Епископ приказывал священникам во время проповедей облачаться в подобающие случаю церковные одежды. Кроме того, в документе подчеркивалось, что алтарь должен находиться в восточной части церкви. Вокруг алтаря следовало построить ограждение, дабы отделить его от прихожан. Нарушителей ждало строжайшее взыскание — вплоть до прекращения выплаты жалованья, а возможно, и более суровое наказание.

Когда его преподобие дочитал памфлет Джастина, он заплакал. За тридцать один год пребывания в духовном сане с ним это случилось впервые. Два противоречивых чувства раздирали его на части. Как супруги в несчастливом браке, его вера и его церковь вступили в непримиримую борьбу. Прежде неразлучные, теперь они ненавидели друг друга. Сможет ли он отдать предпочтение одной и отказаться от другой?

Целый день Калмерс плакал и молился. Село солнце, и в комнате стало темно. Священник медленно, словно под бременем тяжкой ноши, поднялся из-за стола, положил памфлет в карман и бросил в огонь циркуляр епископа.

Дворяне из Корби доставили новую брошюру Джастина на север — в Питерборо, Лестер и Ноттингем. В Дерби, что западнее Ноттингема, отец девятерых детей прочел памфлет своей семье за ужином. Он произнес благодарственную молитву за родителей Джастина, воспитавших такого благородного и честного сына, и попросил Господа укрепить в вере его собственных детей.

Памфлеты отправились и на юг, в Лондон и Кентербери. Отсюда их повезли дальше, на юго-запад — в Бристоль, Эксетер и Плимут. В Эденфорде, маленьком городке на реке Экс, нотариус Эмброуз Дадли внимательно изучил каждое слово в запрещенной книге. Он пометил несколько характерных для автора фраз и, аккуратно сложив брошюру, сунул ее в свою Библию.

В Англии почти не осталось уголка, куда бы не попал памфлет Джастина: его читали матросы из Портсмута, свечники из Суиндона, адвокаты из Ипсуича и школьный учитель из Ковентри.

Юный посыльный Лода в Нортхэмптоне был первым, кто раздобыл для своего хозяина новое сочинение Джастина. Памятуя о наказе, юноша немедленно доставил памфлет в резиденцию епископа в Лондоне.

Собравшись с духом, молодой человек вручил опасную находку епископу. От своих товарищей он уже знал, в какую ярость приходит Вильям Лод при виде запрещенных книг. Но случившееся превзошло все его ожидания.

Епископ взял памфлет, наградил посыльного шиллингом [36] Шиллинг — серебряная монета стоимостью 12 пенсов. за прилежную работу и отпустил его. Лод хотел прочесть брошюру в одиночестве. Чувствуя некоторое разочарование из-за того, что ему не удалось лицезреть его светлость в гневе, юноша выскользнул в коридор, неплотно закрыв дверь. Он собирался понаблюдать за происходящим.

Епископ тяжело опустился в стоящее у камина кресло и погрузился в чтение. Он сидел тихо и неподвижно: не кричал, не швырялся разными предметами, не топал ногами. Посыльному было видно, как ритмично вздымается его грудь.