Ральф Ротман - Жара

Ему пришлось втянуть голову в плечи, чтобы войти в дверь конторы.

Молоденькая кошечка, дрожа всем тельцем, сидела между термоконтейнерами и беззвучно приоткрывала свои маленькие, почти прозрачные зубки — ее мяуканья за шумом работающей упаковочной машины не было слышно, и Де Лоо наклонился к ней, дав кусочек сосиски, но в этот момент его толкнула турчанка. Она перехватила тарелки с супом, катившиеся по наклонной плоскости, и крикнула:

— Ты ходить шеф!

Хозяин сидел за письменным столом, курил короткую сигару и что-то писал в своем блокноте. Его густые седые волосы были аккуратно расчесаны на прямой пробор и тщательно приглажены щеткой. Возможно, он спал ночью с сеткой на голове. Мясистое лицо, рыжевато-бледная кожа, кончик носа почти фиолетово-синий. Рука, которой он писал, дрожала. Глаза большие и круглые, взгляд ясный и острый.

— А что вы делали до этого?

Под расстегнутым халатом рубашка кремового цвета и жилет от тройки с цепочкой для часов, на которой висела золотая зажигалка, сигары не так быстро раскуриваются. Он поднял брови.

— Заграница? [20] Фамилия Де Лоо указывает на голландское происхождение. Какая такая заграница? Через Тегель или Моабит? [21] Тегель — международный аэропорт в Берлине; Моабит — берлинская тюрьма.

— Нет, — усмехнулся Де Лоо. — Не из тюрьмы. Я был…

Мужчина поднял руку и сразу опустил ее, словно она была тяжелой для него, на крышку стола.

— Ну ладно. Подробности опустим.

Глухой голос, слегка грубоватый по тону, и еще эта манера разговаривать медленно, как бы нерешительно, маскируя свой быстрый ум.

— Собственно, знаете ли, у нас полный комплект. Но мне стало трудно ездить по городу быстро. Везде опаздываю. Да еще лестницы в офисах, а у меня сосуды, сердце… И если уж наши клиенты что ненавидят, так это отсутствие пунктуальности в работе. Вы женаты?

Старая женщина вошла в контору, ласково потрепала собаку, сидевшую под раковиной, открыла платяной шкаф и достала оттуда шарф. Мужчина выпустил к потолку кольца дыма, внимательно осмотрел пол.

— Ну вот, видишь, старушка, похоже, у тебя наконец-то появились те очки, что нужно. Блестит во всех углах. Наша шефиня будет очень довольна. — Ему было трудно дышать. Где-то глубоко в бронхах все клокотало. — Как ты думаешь? — Он показал на Де Лоо. — Новые водители должны появиться для разговора только в понедельник, но раз уж он тут… Не взять ли нам его?

— Этого? — Женщина нырнула в пальто и застегнула шапочку на пуговку под подбородком. — Конечно, мы его возьмем. Он такой миляга. И Ксанф его сразу полюбил. Прыгал вокруг него как полоумный. Он так себя только с вами ведет.

— Вот как, — сказал шеф и снял чехол с компьютера. На чехле вышитый лейбл со словами протеста против тридцатипятичасовой рабочей недели. Он кивнул Де Лоо. — Значит, пудель уже принял вас на работу. Ну, тогда я не буду вмешиваться. Помогите им при разливе. А в одиннадцать мы поедем.

Хайди, повернув козырек назад, вымыла тем временем три опустевших суповых котла и снова наполнила их наполовину водой. Когда из котлов стал подниматься пар, она вылила в каждый из них по двухлитровой банке консервированного молока и высыпала по мешку картофельных хлопьев, а Гарри придвинул электромотор с мутовкой в форме виселицы и нажал ногой на педаль — неоновые лампы тут же погасли, упаковочная машина остановилась, вентиляторы заглохли, а Де Лоо сделал во внезапно наступившей тишине неверный шаг и оступился.

Чертыхаясь, Эмиль направился к щитку с предохранителями. Свет в лампах снова судорожно задрожал, потом замигал, последние порции супа были расфасованы, а миксер принялся истошно выть, что казалось чем-то противоестественным, словно звук стремился материализоваться, превращаясь в желе. Кошечка выбралась сквозь щель в тамбуре наружу.

Турчанка положила обе руки себе на живот. Раздувая щеки, Клапучек освободил сковороды от механических зажимов, опрокинул содержимое в пластиковый бачок и поставил его рядом с сосисками на конвейер. Вой постепенно затих, в ушах остался только легкий звон, и Гарри, откинувший мутовку кверху, вдруг заорал:

— Вот дерьмо! Нет, вы только посмотрите! Рехнуться можно! Ну и видок у меня, как, как…

Как у штукатура. Его халат был забрызган картофельным пюре. Ребром ладони Гарри счищал его с себя и с отвращением кидал назад в котел.

— Эта пакость перепортит мне всю одежду! Старая рухлядь! Его давно пора выкинуть на свалку, черт! По-настоящему стоило бы заявить в отдел по наведению порядка, или какая там, черт побери, шарага занимается этими делами!

— Не сотрясай воздух, — сказал Эмиль и облизал свой палец, пробуя пюре на вкус. — Опять ты забыл положить мускат. — И тут же свистнул. — Эй! Бернд, Имре! На разгрузку котла!

Произнося под нос ругательства, Гарри лопатой перегрузил картофельную массу в термобачки и поместил их в водяную баню, тут же поставив на конвейер новую пирамиду из алюминиевых тарелок. В отличие от суповых они были разделены на три части, и Эмиль, с лопаточкой в руке, опять запустил конвейер и принялся накладывать пюре в тарелки — шлеп-шлеп в первую из трех секций. Двумя шагами дальше турчанка добавляла овощи, а. Хайди, в розовых резиновых перчатках, раскладывала по тарелкам жареные сосиски. Бернд, сложив губы трубочкой, поливал из большого кувшина пюре соусом, а Де Лоо принимал закрытые фольгой тарелки, выезжавшие из тоннеля с горки, и передавал их дальше. Клапучеку, укладывавшему их в ящики из полистирола; он действовал согласно длинному списку, заляпанному жирными пятнами.

Дверь в контору неожиданно открылась, и в кухню прошмыгнула старушка. Она прятала за спиной поводок, держа его накоротке, так что Ксанф, у которого вывалился язык из пасти, вынужден был мелко семенить, словно приклеенный к ее ногам. Тем не менее повар заметил его.

— Эй! Что это такое? Твоей вонючке здесь не место!

Старая женщина, совсем неприметная среди огромных сковородок и их поднятых крышек, вздрогнула от испуга.

— Да-да, хорошо! Мы уже уходим. Я только хотела попрощаться с вами. Ну не будь ты вечно таким неприветливым, Эмиль!

Лопаточка ритмично скребла по краю сверкающей чистотой тарелки.

— Это кто же здесь неприветливый?! — рявкнул шеф-повар. — Ты уже попрощалась, давай проваливай отсюда!

Шапочка надвинута на самые глаза, старое пальто застегнуто наперекос. Старая женщина, шмыгая подошвами, прошлепала в своих «дутиках» вдоль конвейера.

— Меня уже нет, или ты думаешь, меня здесь что-то удерживает? Мне надо только на минутку подняться наверх… Привет, Имре! — Она кивнула турчанке, приложила палец к губам и привязала собаку к ручке двери в холодильную камеру. После этого она поднялась по лесенке в мойку.