Нид Олов - Королева Жанна. Книги 4-5

— Нет… нет… я не могу… я покончу с собой… — хныкал сеньор, зажимая глаза. — Пощадите меня, Ваше Величество… пощадите… я клянусь вам… я не виноват… меня принудили… я не хотел… я не думал…

— Маэстро, накройте меня, — сказала Жанна.

Сеньор отнял руки, глянул щелкой глаза — слава Богу, королева была накрыта простыней, синий и багровый ужас пропал под белой тканью. Видно было только ее лицо, копну золотых волос и ладони, вывернутые кверху. Пора было изложить дело.

— Я уполномочен… Лигой Голубого сердца… объявить Вашему Величеству, что Ваше Величество… будете казнены мечом… через отсечение головы…

Он выговорил это и принялся вытирать лоб своей перчаткой. Не глядя на него, Жанна спросила:

— Когда?

— Завтра, Ваше Величество… в пять часов пополудни… у собора Омнад…

— Хорошо.

Лицо Жанны ровно ничего не выражало. Андреа Кайзерини застыл у ее изголовья, боясь дышать.

— Маэстро, — спросила Жанна, — смогу ли я завтра владеть ногами?

— Я надеюсь, мадонна, — прошептал он.

Сиятельный герцог не уходил. Он еще не все сказал. Собравшись с духом, он выговорил:

— Мне поручено также… выслушать последнюю волю Вашего Величества…

— А, — сказала Жанна, — ну конечно. Передайте герцогу Фраму, что я его благодарю. Он поймет. Запомнили, сударь? — Жанна посмотрела в глаза сеньору. — Только передайте ему это лично, с глазу на глаз. Вы запомнили? Ему лично, всего три слова: я вас благодарю. Так и скажите.

Сеньор усиленно кивал.

— Затем, я хочу, чтобы в соборе спели Большой Реквием. Я желаю присутствовать на собственном отпевании. Вот и все.

Сеньор вхолостую раскрыл рот.

— А, духовник… — сказала Жанна. — С чемианцами разговаривать не желаю. Я королева, и я сама дам отчет Господу Богу о своей совести.

Герцог перекрестился. Жанна повернула голову к стене, давая понять, что больше им говорить не о чем.

— Я все исполню, Ваше Величество…

Ему хотелось поцеловать ей руку, но он не смел. К тому же рука была повернута ладонью вверх. Он сделал еще один придворный поклон и, пятясь, неловко выбрался из комнаты.

— Маэстро, вы заснули? Не пора ли делать массаж?

— Простите, мадонна… уже пора, вы правы.

— Мне показалось, что вы плачете?

Кайзерини промолчал. Скинув с нее простыню, он тылом руки смахнул со щек слезы и принялся за работу. Так ему было легче: он был занят делом. Жанна изредка постанывала, но он энергично растирал и массировал ее вспухшие, посиневшие голени. Затем стал втирать какие-то мази. Наконец проворчал сквозь зубы:

— Это не казнь — гнусное убийство… Без всякого суда, без процедуры…

— Маэстро, маэстро, — сказала Жанна в подушку, — что вы говорите? Процедура как раз имела место… а над чем же вы сейчас трудитесь?.. Ах, как хорошо вы это делаете… Еще потрите поясницу, где почки… ох… как славно… О чем вы там еще говорили? Суд? Какой еще суд? Вы не дворянин, это сразу и видно… Рыцарское слово — вот и весь суд… Нет, я-то на них не в обиде. Еще, еще положите мази на лопатки, я хочу все-таки полежать на спине… Судят воришек, смердов… и вообще вся юриспруденция выдумана людьми, никогда не державшими в руках меча… И я, была бы моя сила, просто велела бы всех этих господ перерезать, и все…

— Мадонна, вы клевещете на себя. Вы — гуманистка, образованная женщина…

— Я прежде всего дочь моего отца. С годами я ощущала это все сильнее. А его называли ниспровергателем баронов. Так-то, маэстро. А впрочем… ой! а впрочем, не верьте мне, маэстро… А-ай!.. плечи болят ужасно… м-м-м… потише, пожалуйста…

— Потерпите, — бросил Кайзерини. — Не стесняйтесь кричать, мадонна, вы этим даже поможете мне. Так. Руку в сторону…

— Аа-ай!

— Ничего, ничего… Momento… А, вот вам уже и легче… правда? Cospetto [101] Черт возьми (ит.). ! — вдруг яростно выругался он, — вы терпите все это единственно ради того, чтобы завтра взойти на эшафот! Крокодилы, хоть бы день еще подождали!.. И я стараюсь ради того же!

— Старайтесь, маэстро, старайтесь. Не могу же я допустить, чтобы они тащили меня… Ооо! Проклятье, вы хуже всякого палача!

— Больше не будет больно, мадонна… конец… Вот… все готово. — Он рукавом вытер пот со лба. — Угодно, я переверну вас на спину?

— Да. Я попробую посидеть. Положите мне подушек под спину. Ага… Ну вот… хорошо. Теперь позвоните бегинкам. Пусть дадут обедать.

Бегинки кормили ее с ложечки, поили бульоном, держали перед ее ртом цыплячьи ножки, которые она с аппетитом обгрызала. После обеда она вытянулась на спине и задремала, провалилась в черную яму.

Долго ли она спала так, без сновидений — она, конечно, не знала. Поэтому, когда в черноте стали обнаруживаться предметы, она была уверена, что они появились сразу, как только она закрыла глаза.

«Сначала появился тонкий светлый блик. Затем его продолжение — мерцающие узорные выпуклости. Ах, это же раздувальный мех с медным носиком, на нем дрожат блики огня. А вот и огонь — красные угли среди черноты, и на красном — черные, страшные предметы, предназначенные для того, чтобы хватать, стискивать, выкручивать и рвать. Все это железо постепенно наливается краснотой, становится темно-малиновым, цвета моих кошмаров. Но его все-таки отлично видно, красное на красном, на раскаленных, с прожилками пламени, угольях.

Почему мне так больно сидеть — ведь я сижу на гладком. Больно, тепло и липко. Это моя кровь. Я сижу на собственной крови. Яков… это королевская кровь, осел…

И спине больно. Ведь она уже не прижата к адскому креслу. Что-то другое… ткань… проклятье! Это рубашка красного дьявола, он сидит за моей спиной и держит меня, прижимает к себе…

Руки. Сильные, огромные кулаки в перчатках из грубой рыжей замши, с толстыми швами. Красное на черном. Эти руки поворачивают винт.

А-ах… Чемий, будь ты проклят! Издохни! Чемий… ааа!.. покажи мне свое лицо! Трус! Ты боишься меня… ооо!..

Две руки в перчатках с усилием поворачивают винт, внизу, там, где мои ноги. Короткие перчатки, а дальше — проклятые, бурые, волосатые руки, все в буграх мускулов. Эти руки поворачивают винт.

Это невозможно вынести, сейчас я во всем признаюсь…

Лианкар… издохни! Ты подохнешь. Иуда!.. Ааа!.. Все равно я ни в чем не признаюсь… все ложь!.. Ложь! Ложь!..

Боже, как мне больно. Боже, избавь меня, сделай, чтобы он не поворачивал винта… Ты же видишь, он опять повора… ааа!!.. Так ты заодно с Чемием, ты, всеблагой и всемилостивый Бог?.. Ведь ты же видишь, это все ложь, это он сам выдумал, я не могу признать того, чего нет… Аааа!!.. Будь ты проклят, Господи!..»

— Что это, что?

— Мадонна, я разбудил вас. Вам нельзя еще лежать на спине, вы Бог знает что кричите.

— Оботрите мне лицо, маэстро… Вот так. А теперь… помогите мне перевернуться на живот.