Павел Саксонов - Приключения доктора

И всё же наблюдатель, окажись такой поблизости от Анастасии Ильиничны, сделал бы выводы поверхностные — как это вообще бывает, когда наблюдение ведется лишь за какой-то одной из сторон жизни человека. Имей наблюдатель возможность осуществлять свою деятельность постоянно , он был бы немало удивлен.

Прежде всего, он неминуемо подметил бы: строгость, холод, надменность — все эти неприятные черты, всё это — можно и так сказать — некрасивое поведение Анастасии Ильиничны имело четкую зависимость от пола тех, с кем в тот или иной момент Анастасия Ильинична общалась. А так как в жизни публичной — на улицах, площадях, в конторах, в магазинах, в общественном транспорте (по крайней мере, в тогдашнем) — превалировали мужчины, то и вывод из подмеченного мог получиться весьма интересным: Анастасия Ильинична отгораживалась от мужчин. Что же касается женщин, то с ними дело обстояло естественней: грозная директриса вела себя с ним по-женски. Это означало нормальный в общении между женщинами «разброс» — от ярких проявлений ревности, выражавшихся в язвительности и мелочных придирках, до искреннего и дружеского участия. С женщинами Анастасия Ильинична и сама оказывалась женщиной.

В наше обезумевшее время люди обожают делать неприличные выводы из подмеченных ими странностей поведения или того, что сами они же и принимают за странности. Нам даже неловко озвучивать ту или иную дикую версию из тех, какие могли бы родиться в голове какого-нибудь нашего современника, окажись он знакомцем Анастасии Ильиничны. Мы просто дадим пояснения.

Мы, говоря о тех трудностях, с которыми пришлось столкнуться Варваре Михайловне и ее подругам в деле организации общества защиты животных, уже упоминали о патриархальности нашего общества. Эта патриархальность с нами была всегда: какую бы эпоху из нашей истории мы ни решились бы взять, патриархальность непременно оказалась самым заметным явлением — тем фоном, именно на котором и разворачивались бы все события: при условии, разумеется, что действующим лицами нашего рассказа были бы не только мужчины, но и женщины. Даже теперь — подспудно — мы относимся к женщинам, как к существам, дело которых — домашний быт, а не общественная деятельность. Мы миримся с трудоустройством женщин, но продолжаем требовать от них исполнения самою, как мы считаем, природой возложенных на них обязанностей. И если наши семьи недостаточно состоятельны для найма прислуги, нам, мужчинам, вовсе не кажется странным перекладывать на жен всё без исключения обустройство нашего домашнего быта: от готовки и стирки до мытья полов и окон. Мы видим в женщинах домохозяек , а не равных нам по приносимой пользе членов более широкого сообщества, нежели отдельно взятая семья. Иногда мы можем быть либералами , беря какие-то работы по дому и на себя, но даже тогда мы, женщин считая обязанными , себя почитаем добровольцами . Мы оставляем за собою право в любой момент отказаться от взятой на себя работы. Женщинам такого права мы не даем.

В тех или иных вариациях так было всегда. Но с распространением образования и с доступом к нему не только мужчин, но и женщин; с распространением идей вольнодумства, причем среди молодых людей обоих полов; с распространением, как это ни парадоксально, и патриотических представлений определенный слом сознания оказался неизбежен, и этот слом, разумеется, должен был в первую очередь произойти у женщин.

Наступил момент, когда от робких высказываний женщины перешли к открытым требованиям. Нет: они не заявили о каких-то исключительных правах — об исключительных правах женщины заявляли в Англии или где-то за океаном. Наши женщины заявили о праве приносить пользу не только в узких рамках семьи. Если в какой-нибудь Англии и в то же примерно время женщины требовали допустить их до управления государством, у нас они требовали дать им работу — не белошвейками, не доярками, не в прачечных или посудомойками, а общественно полезную : такую, какую женщины со свойственным им снобизмом и почитали за приносящую пользу. Наши женщины потребовали допустить их до присутственных мест, позволить им облачиться в халаты врачей, дать им возможность преподавания. Врач, — так они думали, — приносит колоссальную пользу, и польза эта несопоставима с той, которую приносит швея. А то, что врач в отсутствии швеи останется без халата, в головы им не приходило. Впрочем, такой снобизм простителен: в конце концов, швея имеет дело всего лишь с предметами обихода, тогда как врач — с человеческой жизнью.

Разумеется, мужская половина откликнулась на требования половины женской не сразу и не в полной мере. Разумеется, все — и это естественно — подвижки начинались с малого. Разумеется, мы — в свойственной нам, мужчинам, манере — первым делом подкинули женщинам такие общественно-полезные работы, которые нас самих хотя бы отчасти избавили от неприятных обязанностей. К примеру, достаточно вспомнить то, что если еще в Отечественную войну 1812 года отрезанные в полевых госпиталях руки и ноги подбирали и захоранивали санитары и они же, санитары, мыли операционные столы и прибирали хирургические инструменты, то уже в Крымскую войну для этих нужд появились санитарки .

Следующим шагом стали как раз присутственные места. Конечно, не все: это было бы слишком. Мы, мужчины, и здесь подсуетились так, чтобы отдать на откуп женщинам такие работы, в которых мы не видели возможность самореализации. Одним из самых ярких проявлений этого принципа можно считать распоряжение, допустившее женщин на всевозможные канцелярские работы, связанные с составлением и обработкой множества однообразных документов. Например, в паспортных столах, где прежде мужчины, а отныне и женщины день за днем принимали огромное количество заявлений, выдавали не меньшее количество различных справок и выписок, систематизировали всё это и раскладывали по стопкам… а еще — вели учет прибывавшим и выбывавшим «гражданам», соотносили с архивами полицейские сведения, отвечали на полицейские же запросы и вообще — выполняли работу, в немалой степени механистическую. Оправдание звучало… смешно: у женщин — красивый почерк! И пусть даже это было истинной правдой — состряпанные мужчинами справки и выписки нередко оказывались нечитаемыми, — но истина всё же заключалась в другом: женщины даже к такой работе относились ответственнее, работали быстрее и, как следствие, за рабочую смену успевали обработать большее количество материала.

Далее — система образования. К излому веков — девятнадцатого и двадцатого — женщины уже добились определенных уступок, но в целом имевшаяся система образования на женщин рассчитана не была. Женщинам по-прежнему приходилось довольствоваться почти исключительно «институтами», созданными по образу и подобию Смольного. В них «поступали» девочками, выходили из них девушками, иные из таких «институтов» выдавали своим выпускницам свидетельство о праве работать домашними наставницами, но что выпускницы имели в своем багаже? Знание одного или двух иностранных языков, умение вышивать, умение разыграть партитуру на рояле. Для подлинно общественно-полезной деятельности этого было катастрофически мало!