Грегор Самаров - Адъютант императрицы

Часовой, стоявший под ружьем, окликнул приближающихся, шаги которых громко звучали под сводами.

— Мы идем от имени и по приказу Правительствующего Сената, — выступая вперед, ответил Мирович. — Посторонись, братец! Дай нам пройти! Как видишь, мы идем по делам службы!

— Мне отдан строжайший приказ под угрозой телесного наказания и смертной казни никого не пропускать без личного приказания его превосходительства! — возразил солдат и направил на Мировича свой штык.

Этот короткий разговор привлек внимание остальных солдат из стражи, так как всюду царила глубокая тишина. Наполовину открытые двери караульни распахнулись, и оттуда вышли солдаты с ружьями в руках.

— Я уже объяснил часовому, — с нетерпением сказал Мирович, — что веду сюда служебный патруль; пропустите, или вас подвергнут тяжелому наказанию!

— Здесь никто не имеет права ходить, кроме его превосходительства, — возразили солдаты, по–военному отдавая офицеру честь, но вместе с тем загораживая всю ширину прохода.

— Убирайтесь к черту с вашим превосходительством! — вспылив, воскликнул Мирович. — Мы здесь по приказу Правительствующего Сената… Дать сейчас дорогу!

С обнаженной шпагой он бросился на солдат: некоторые из них стали нерешительно пятиться, а часовой поднял ружье и выстрелил. Пуля ударила в стену, не задев никого.

Быстро последовало несколько выстрелов со стороны наступающих заговорщиков.

— Не стреляйте, не надо стрелять! — крикнул Мирович, бросившись на часового и стараясь обезоружить его.

К нему на помощь подбежали его солдаты, и в несколько секунд часовой лежал без ружья на полу, а солдаты из стражи стояли в нерешительности, держа в руках оружие.

— Ведь вы слышали, — сказал сержант Писков, подходя к ним, — что мы должны исполнить приказ Сената; лучше не сопротивляйтесь, это было бы государственной изменой!

— Приказ Сената? — сказал один солдат. — Сенат, конечно, выше генерала, но где же приказ?

— Здесь, — воскликнул Мирович, вынимая бумагу, изготовленную им совместно с Ушаковым. — Здесь все сказано, убедитесь сами, но только скорее! Дальнейшая проволочка не будет вам прощена!

Один солдат принес из караульни фонарь, при свете солдаты почтительно осмотрели бумагу с большой привешенной к ней печатью.

— А что сказано в приказе? — испуганно и нерешительно спросил один из них.

— Читай! — сказал Мирович, передавая бумагу сержанту Пискову. — Читай, только скорее, ради Бога, мы и так потеряли слишком много времени!

Громким голосом Писков прочел содержание приказа.

— Императрица низвергнута, — промолвили чуть слышно испуганные солдаты, — тот узник и есть законный царь?..

— Вы слышали? — крикнул Писков. — Святая Русь не должна больше управляться чужеземкой–еретичкой. Всякое дальнейшее промедление — величайшее преступление против законного царя, злодеяние против Святой Православной Церкви, которую он защищает. Берите свои ружья, идите за нами и заслужите милость истинного царя, который будет добр к своим верноподданным!

— Верно! — воскликнули солдаты из стражи. — Екатерина — чужестранка, говорят, что она в душе еретичка. Сенат приказывает — и мы должны повиноваться!

— Да здравствует Иоанн Антонович, наш законный император! — выкрикнул Мирович.

Стража повторила этот клич и смешалась с остальными заговорщиками; даже часовой, произведший выстрел, примкнул к ним.

Мирович стал во главе отряда, чтобы вести своих вперед. Вдруг раздались поспешные шаги под сводами прохода, генерал Бередников услышал выстрелы и шел в сопровождении своего адъютанта и двух других офицеров, чтобы справиться о причине такого невероятного происшествия. Помимо воли, в силу одной привычки ряды солдат перед генералом расступились, сразу Бередников и Мирович очутились лицом к лицу.

— Я слышал выстрелы, кто осмелился здесь стрелять? — спросил генерал.

Мирович положил руку ему на плечо и вместо ответа произнес:

— Теперь, ваше превосходительство, я — комендант Шлиссельбурга и вы находитесь у меня под арестом; дайте мне свою шпагу! Как видите, всякое сопротивление бесполезно, и мне придется только пожалеть, если вы вынудите меня прибегнуть к насилию.

Бередников взялся за шпагу и крикнул солдатам:

— Сюда, ко мне, ребята! Я ваш генерал! Хватайте бунтовщиков против императрицы, и вам будет все прощено!

Но солдаты с угрюмым видом приложили штыки к груди Бередникова.

— Нет у нас императрицы! — воскликнули они. — Правительствующий Сенат освободил Россию от чужеземцев. Да здравствует Иоанн Антонович, законный император!

Бередников побледнел и смотрел на солдат недоумевающе. В его голове промелькнула мысль, что, может быть, и правду говорит Мирович, может быть, в Петербурге Екатерина уже свергнута с престола? Кроме того, он сознавал, что действительно сопротивление бессмысленно, так как солдаты всё прибывали из казарм и все, после небольшого разъяснения, примыкали к заговорщикам. Голоса всех сливались в общем кличе:

— Да здравствует Иоанн Антонович, наш законный император!

Бередников, бледный, растерянно смотрел на солдат; скрестив на груди руки, он в молчании опустил голову.

Писков тотчас же обезоружил его.

— Останься здесь, Писков, с пятью солдатами! — приказал Мирович. — Направьте ружья к груди генерала и при всякой попытке сопротивляться или бежать — стреляйте. Видите, ваше превосходительство, ваша безопасность зависит исключительно от вас: если вы добровольно сдаетесь — я ручаюсь за вашу жизнь. Вы лишаетесь свободы не надолго, и с вами будут обходиться как приличествует вашему званию.

Оба офицера, сопровождавшие генерала, тоже не пытались больше сопротивляться и спокойно стояли рядом со своим начальником.

Писков с пятью солдатами остался, как приказал Мирович, при них. Для генерала и его спутников принесли скамейку из караульни, а солдаты стали перед ними, готовые стрелять при малейшем подозрительном движении пленников.

Мирович с остальными заговорщиками, к которым примкнул теперь почти весь гарнизон крепости, пошел дальше и достиг наконец внутреннего входа государственной тюрьмы.

Двое часовых, которые стояли здесь и уже давно с напряженным вниманием прислушивались к необыкновенному шуму, попытались оказать сопротивление, но после короткого объяснения также перешли на сторону заговорщиков.

Дверь в помещение Иоанна Антоновича была заперта на замок, а с внутренней стороны имелся еще засов.

Мирович ударил рукояткой шпаги в крепкую дубовую дверь, обитую железом, и крикнул:

— Отворите! Отворите дверь сейчас же и выведите императора; Россия ожидает своего освобождения!

— Да здравствует Иоанн Антонович, наш законный император, наш освободитель! — прокричали солдаты.