Грегор Самаров - Адъютант императрицы

Пугачев сидел неподвижно на своей лошади; он понял, что все кончено, что не было возможности выбраться из мешка, что смерть угрожала со всех сторон.

— Зачем ты не послушал меня? — простонала Ксения. — Я знала, что Чумаков ведет нас к гибели. Теперь нам осталось только убить себя, чтобы не попасться в руки врага.

— Убить себя? — воскликнул Пугачев. — Нет, мне еще рано умирать. За нами свобода, а свобода даст нам новые силы для борьбы. — Он сильно рванул свою лошадь и крикнул Ксении: — Следуй за мной, держись ко мне поближе. Им нас не поймать!

Пугачев выхватил из ножен саблю и пробивал себе ею путь среди своих же казаков, невольно расступившихся перед бешено мчавшейся лошадью. Ксения не отставала от него.

— Не теряйте из вида царя, — кричал Чумаков, стараясь все время ехать рядом с Ксенией, — берегите его жизнь!

Сподвижники Пугачева скакали за ним, так же не щадя никого и ничего, встречавшегося на их пути; а с гор, не умолкая, грохотали пушки и сыпался град пуль.

Сотня казаков окружила Пугачева, и в бешеной скачке им скоро удалось достигнуть лагеря, у входа которого стояли еще последние пушки и обоз. Все пространство, на котором еще недавно ключом кипела жизнь, было теперь пустынно и тихо. Пугачев остановился перед своей палаткой и снял Ксению с седла. Труп несчастного Ловича, торчавший на длинном копье, был освещен луной; явственно выделялась бледная голова с зияющей раной. Ксения опустилась на колени перед ним и подняла вверх руки, как бы моля о прощении.

Пугачев был мрачен, но холодно–спокоен.

— Дело проиграно, — проговорил он, — я потом разберу, как это произошло, и горе виновному. Но мой святой долг и право остаются при мне. Нужно отправиться в степи и набрать новые силы. Скажите артиллерии, стоящей у входа в лагерь, чтобы она готовилась встретить врага, если ему удастся дойти сюда. А мы переправимся на ту сторону Волги. Один отряд казаков останется здесь и передаст мой приказ уцелевшему войску следовать за мной. Плоты уже готовы. Пойдем, Ксения! На родной земле мы исцелимся от всех ужасов этой битвы.

Ксения поднялась.

— Господи, что с моим отцом? — вдруг воскликнула она. — Он шатается, он ранен!

Матвей Скребкин действительно с трудом слез с лошади и опустился на колени.

— Я умираю, детка, — проговорил он, — пуля пронзила меня. До последнего я старался держаться в седле, но теперь уже не могу больше, мой взор тускнеет… Однако я рад смерти: жизнь потеряла для меня всякую цену.

— Боже мой, — воскликнула Ксения, наклоняясь к отцу и поддерживая его голову руками. — Поедем с нами! На той стороне реки мы будем в безопасности и вылечим твою рану. Ты поправишься и будешь жить. Бог не может быть настолько жестоким…

— Все кончено, дитя мое, — с трудом произнес Скребкин, — для тебя тоже было бы лучше, если бы ты могла отправиться вместе со мной. Здесь тебя ждут лишь горе и позор. Ты вовсе не царь Петр Федорович, — собрав свои последние силы, обратился старик к Пугачеву. — Бог наказал тебя за то, что ты протянул руку к царской короне, которая принадлежит не тебе… Бог судил…

Скребкин не мог окончить последнюю фразу, его голова опустилась на грудь, он глубоко вздохнул — и его душа отлетела.

— Идем! — грубо крикнул Пугачев, схватив руку Ксении и отрывая от трупа отца. — Теперь не время оплакивать мертвых. Вели спустить на воду плот, чтобы мы могли переправиться через реку, — обратился он к Чумакову.

— Стой, Емельян Пугачев! — воскликнул Чумаков. — Ты не переправишься через реку. Довольно тебе смущать народ и проливать невинную кровь. Ты мой пленник.

— А, так вот в чем дело! — застонал Пугачев в ярости. — Да, Ксения! Ты своим чистым взором проникла в эту низменную душу!.. Но его измена не останется безнаказанной. Если никто из присутствующих не решится убить негодяя, то я сам отправлю его в ад, к сатане, откуда он родом.

Схватив саблю, Пугачев бросился на предателя, но Антипов и Федульев быстро схватили его за руки и обезоружили.

Пугачев с нечеловеческой силой рванулся от них, но должен был подчиниться силе. Накинувшиеся вожаки повалили его, крепко прижали руки и ноги к земле.

С ужасом смотрели казаки на происходящее.

— Не беспокойтесь ни о чем, — уговаривал их Чумаков, — помогите мне связать бунтовщика, а вам бояться нечего. Государыня вполне прощает вас. Отвечать за все будет один Емелька Пугачев.

Но казаки стояли неподвижно и угрюмо смотрели на лежащего царя, которому Федульев связал ноги кусками своего платья.

Горы дрожали от могучих залпов пушек, и в ночной тиши раздавались вопли тысячи голосов.

— Царская милость будет тем, которые сдадутся добровольно, а сопротивляющихся ожидает смерть! — воскликнул Чумаков.

Казаки, стоящие поодаль, на этот раз вняли словам Чумакова и, подойдя к Антипову и Федульеву, помогли им связать Пугачева.

— И эту женщину, — продолжал Чумаков, указывая на Ксению, — тоже свяжите, отнимите оружие и укройте в безопасном месте. Она моя; государыня императрица подарила мне ее.

Несколько казаков тотчас подошли к Ксении, которая стояла неподвижно, точно мраморное изваяние, и в одну минуту обезоружили ее.

— Она принадлежит тебе? — заревел, как зверь, Пугачев. — Ты лжешь, она тебе не принадлежит, а сам ты принадлежишь нечистой силе…

С неимоверным усилием он вырвался из рук казаков и со связанными ногами бросился вперед, разрывая тряпки.

Одним прыжком он подскочил к Ксении и, вытащив кинжал, висевший на поясе, всадил ей в грудь. Кровь фонтаном брызнула из раны.

— Благодарю тебя, мой возлюбленный! — прошептала Ксения и медленно опустилась на землю.

Пугачев обернулся и с поднятым кинжалом кинулся на Чумакова, испуская яростный вопль. Но казаки сзади схватили его и снова повалили на землю.

Отняв у него кинжал, они связали его крепкими веревками; Пугачев закрыл глаза и перестал сопротивляться.

Мрачно смотрели стоящие на труп Ксении. Чумаков, скрестив руки, не спускал взора с восковеющего лица, на котором застыла счастливая улыбка.

— Любовь к ней, — горько прошептал он, — была смыслом всей моей жизни. Она могла бы сделать меня святым, но сделала преступником; она могла вознести на небо и спустить в ад. Теперь все кончено. Все, что ни произойдет со мной, для меня безразлично. Но, по крайней мере, разбойник, загубивший мое счастье, будет наказан по заслугам! — прибавил он, с ненавистью взглянув на связанного Пугачева.

Толпы бегущих показались у входа в лагерь.

— Враги идут сюда! — с ужасом кричали пугачевцы. — Они шагают по трупам!

— Не бойтесь, — успокаивал их Чумаков, — это вестники царской милости. Сдайтесь — и государыня все простит вам. А вы, — продолжал он, обращаясь к Антипову и Федульеву, — достаньте телегу; мы положим в нее бунтовщика и вывезем его навстречу царскому войску.