Грегор Самаров - Адъютант императрицы

— Твое воспитание закончено, ты не нуждаешься более в воспитателе, — возразила Екатерина Алексеевна, — было бы неприлично, если бы это место оставалось долее замещенным, так как ты женишься и получаешь свой собственный придворный штат.

— Если я не нуждаюсь более в воспитателе, то при новых обстоятельствах я тем более нуждаюсь в руководителе, и если вы, всемилостивейшая матушка, довольны моим воспитанием, то этим я обязан всецело лишь Панину, и в момент моей помолвки он заслуживает высочайших отличий, но никак не немилости. Кроме того, — продолжал Павел Петрович, причем в его взоре отражалось все увеличивавшееся волнение, — он имеет огромные заслуги перед Богом не только в отношении меня, но и в отношении вас, ваше императорское величество, и в отношении государства. Наша история показывает нам много печальных страниц раздоров и распада! Вот, например, и мой отец… — Он испуганно остановился и потупил взор в землю, так как устремленный на него взгляд Екатерины выразил страшную угрозу. — Всемилостивейшая матушка, — продолжал он после короткого молчания, — все эти печальные недоразумения и раздоры всегда проистекают от злых советов фальшивых друзей, которые вечно теснятся около правителей нашего дома, около государей Российской империи. И ко мне пытались проникнуть такие фальшивые друзья.

— А–а! — выпрямляясь, воскликнула императрица. — Кто же осмелился на это? Нет наказания, достаточно тяжелого, за такое преступление.

— Я пришел сюда не для того, чтобы жаловаться на фальшивых друзей, — сказал Павел Петрович, — но чтобы защитить истинного и верного друга. Не спрашивайте, ваше императорское величество, так как я все равно не отвечу! Но я прошу вас подумать над тем, как легко злые советы могут найти доступ в мою юную душу!.. Если этого не случилось, если я никогда даже и в помыслах не нарушил благоговения и повиновения по отношению к вам, моей матушке и императрице, то в этом — заслуга графа Панина, который мужественно и серьезно, как о долге, напоминал мне о благоговении и повиновении вам, который учил меня, что благополучие моей родины зависит лишь от сильных и испытанных рук моей царственной матери. Это Панин научил меня непоколебимо верить в ваши мудрость и справедливость, и ввиду всего этого я твердо убежден, что вы, ваше императорское величество, не захотите отплатить немилостью графу за его преданность за мое воспитание.

Екатерина Алексеевна в глубоком молчании долго смотрела перед собой, а затем подняла голову, подала великому князю руку и сказала:

— Ты прав, мой сын, я уважаю твои чувства, и то, что ты сказал, доказывает мне, как велика заслуга твоего воспитателя, нет, она даже больше, чем я думала. Великому князю Российской империи не подобает высказывать безрезультатные просьбы императрице. Хотя Панин и не может быть более твоим воспитателем, но он должен сохранять свое место в моем совете и вести, согласно моей воле, внешнюю политику государства.

— Благодарю, — воскликнул Павел Петрович, — благодарю вас за эти слова! Пусть говорят мне все, что хотят, тем не менее я не потеряю веры в свою мать. Теперь я не хочу долее мешать вашему уединению, и пусть голос вашего сердца скажет вам, что вы осчастливили вашего сына.

Павел Петрович с такой же стремительной поспешностью удалился, как и пришел сюда.

Императрица задумчиво смотрела ему вслед.

«Я подозревала это, но я никогда не подумала бы о том, чтобы кто‑нибудь осмелился шепнуть ему на ухо столь определенные слова. Правда, они не оказали на него никакого действия, так как иначе Павел не сказал бы мне ничего, но все же всякое семя в конце концов всходит, и злое семя скорее всего. Я должна быть осторожней, тем более осторожней, что Павел слаб и так же восприимчив, как и его отец. — Она снова погрузилась в глубокую задумчивость. — Да, это так, — решила она затем, — он любит по–своему принцессу, я должна держать ее в своих руках, чтобы властвовать над ней, любовь пусть прикует Павла ко мне, и так как я не могу найти материнскую любовь для него в своем сердце, то мне приходится проникать к нему этим окольным путем. Я осыплю его благополучием и блеском, чтобы у него никогда не пробуждалось стремление к короне, чтобы он никогда не помыслил о том, что существуют люди, которые считают его законным императором и которые через него могли бы повелевать».

Екатерина встала и, все еще не отрываясь от своих размышлений, направилась по дорожке, которая вела к густым боскетам [2] Боскет - группа ровно подстриженных в виде стенок деревьев или кустарников. . Вдруг, отрываясь от своих грез, государыня остановилась перед темным гротом, сделанным из белого мрамора и обвитым густым плющом. Над этим гротом подымалась статуя купидона, который, насторожась, поднимал лук и тащил стрелу из колчана; в стороне журчал маленький ручеек, вливавший свои струи в поддерживаемый нимфами и выложенный перламутром бассейн. Казалось, что это место было создано специально для того, чтобы предоставить божку любви удобный уголок для побед над человеческими сердцами. И в самом деле, государыня услышала за побегами плюща, свешивавшегося над входом в грот, тихий шепот.

Екатерина Алексеевна быстро откинула зеленые побеги, чтобы обнаружить, кто это осмелился нарушить ее строгий наказ и устроиться в запретном саду.

Взгляд императрицы проник в глубину грота, и она увидела на сиденье возле журчавшего ручейка пажа Николая Сергеевича. Зораида покоилась в его объятьях, опустив к нему на грудь головку, с которой было отброшено покрывало. Он держал ее руку в своей руке, она смотрела на него мечтательным взором, прислушиваясь к его словам любви, и подставляла свежие губы под его поцелуи.

Зораида первая заметила императрицу; испуганно вскрикнув, она вскочила, пурпуровая краска залила лицо, и, протягивая руки к государыне, она упала к ее ногам.

Поднялся и Николай Сергеевич; он побледнел и опустил глаза, увидев строгое лицо императрицы; но затем он выступил вперед и мужественно, твердым голосом проговорил:

— Должно быть, само Провидение приводит сюда вас, ваше императорское величество. То, что вы видели, не должно оставаться тайною для вас. Я люблю Зораиду и решил посвятить свою жизнь ее счастью. Я молю у вас, наша милостивая и благосклонная повелительница, августейшего покровительства моей любви.

— А ты, Зораида? — спросила Екатерина Алексеевна. — Впрочем, о чем мне спрашивать после того, что я видела!

— Да, великая государыня, — сказала Зораида, не подымаясь с колен и смотря на императрицу полными слез глазами. — Да, я люблю его и не могу поступать иначе; это — моя участь, а ни один смертный не может избежать своей участи. И все же мне придется быть несчастной, все же придется умереть из‑за моей любви.