Гюстав Флобер - Зороастр

Пробиться сквозь середину укрепленной линии Этама и, таким образом, ближайшим путем добраться до Палестины по направлению к северо-востоку, было найдено невозможным; но также и второй план Моисея, — провести народ чрез укрепления южной стороны, также оказался опасным, так как тамошние египетские войска получили значительные подкрепления. Тогда толпа приступила к Моисею с просьбами и даже с угрозами: все требовали лучше вернуться назад и положиться на милость фараона, чем погибнуть здесь, в пустыне от египетского войска.

Потребовалось несколько дней, пока успокоили волнение умов; а между тем опять пришло известие, что фараон собрал войско и идет на евреев; тут народ совершенно растерялся. Моисей пустил в ход всю свою Энергию, Аарон — увлекательное красноречие, а Нун — свой здравый ум, лишь бы воодушевить малодушных; но страх за свою безопасность и за жизнь близких отнял у них всякое благоразумие; народ, даже без спроса Моисея, посылал разведчиков, а последние, возвращаясь в стан, только еще более волновали народ, рассказывая, что фараон, собрав несметное войско, приказал не щадить ни одного еврея.

При таких условиях народ расположился станом между Пигагирофом и горою Цефон и тут вожди евреев надеялись успокоить умы. Действительно, в виду неминуемой опасности, они опять обратились к Богу, зная хорошо, что никакая человеческая сила не может их спасти. В последнюю ночь Моисей поднялся на вершину горы и горячо молился.

В тот же вечер и Мирьям сделалась женою Гура; она под высокой пальмой, стоявшей на берегу моря, также усердно молилась за народ, за Иисуса Навина и за Ефрема; ей было известно, что оба последние томились в заключении. В ту ночь, действительно, многие не ложились спать и молились; все искали утешения только в Боге, все надеялись только на Него одного.

На следующее утро поднялся сильный ветер, осушивший морское дно.

Тогда народ собственными глазами убедился, что Бог отцов их совершил для них чудо и все отчаявшиеся стали надеяться и уповать на Всевышнего.

Не только колено Ефремово, но и другие колена, даже чужестранцы, присоединившиеся к евреям убедились в необходимости пуститься как можно скорее в дальнейший путь и первый раз народ собирался без споров, крика и жалоб.

После захождения солнца Моисей выступил впереди полчищ с высоко поднятым жезлом, а рядом с ним шел Аарон, творя молитву и направляясь к морской бухте.

Ветер все еще дул с прежнею силою и раздувал пламя факелов, которые несли перед каждым племенем.

За главными вождями, на которых было обращено всеобщее внимание, следовал Нун с коленом Ефремовым. Дно моря, на которое они вступили, было покрыто сырым песком и стало удобным для ходьбы не только людей, но и скота.

Ефрем, на которого смотрели, как на будущего главу колена, взял на себя обязанность смотреть, чтобы все шли вместе и не расходились бы по разным сторонам; в означение этого уполномочия ему вручили жезл. Рыбаки, хижины которых находились у подошвы горы, были такого же мнения, как и финикийские мореплаватели, что, когда месяц достигнет своей последней высоты, море снова войдет в свои берега и потому народу следовало торопиться и не думать ни о каких остановках.

Таким образом народ все подвигался вперед. Ефрем с удовольствием вдыхал в себя свежий морской воздух; во время пути ему, вдруг, вспомнилась Казана, но он отогнал от себя эту мысль, так как не хотел более думать об этой женщине; да и, притом, ему было не до нее: то приходилось смотреть за теми, которые отставали, то нужно было провести несколько шагов робкую овечку, боявшуюся ступить на мокрый песок, то помочь поднять увязшую слишком глубоко телегу.

Обыкновенно те, которые несли факелы, шли всегда впереди своего племени, но теперь этим людям пришлось идти сзади, так как дувший с северо-востока ветер нес дым навстречу народу. И вот они стояли на египетском берегу: уже почти все полчища прошли мимо них, за исключением прокаженных, которые были самые последние и следовали за чужестранцами, состоящими из пестрой толпы азиатов семитической крови, бежавших от службы или от наказания, наложенного на них египетскими законами, торговцев, нашедших себе между евреями массу покупателей, пастухов и других. Положение Ефрема было очень неприятное: эти чужестранцы не хотели оставлять суши, пока прокаженные не отойдут от них подальше; но и этих людей удалось Ефрему привести, с помощью старейшин колена Вениаминова, к полному послушанию: им пригрозили, что, по уверению рыбаков и финикийских купцов, море должно снова войти в свои берега, как только месяц будет клониться к закату.

Между тем, ветер усилился еще более и его рев и свист заглушал шум волн, крик женщин и плач детей, блеяние овец, визг собак; только близстоящим к Ефрему слышен был его голос: к довершению всего, некоторые факелы совсем погасли, а иные горели очень плохо. Когда же юноша, тяжело дыша от усталости, пропустив последнего прокаженного, медленно шел по сырому песку, желая немного успокоиться, вдруг он услышал, что кто-то зовет его по имени; он обернулся и увидел своего товарища детских игр, посланного на разведку; этот последний объявил Ефрему, что фараон уже едет со своими колесницами, а за ним идет громадное войско, — он видел сам их в Пигагирофе и что если там не будет остановки, то фараон может явиться каждую минуту; затем, он быстро обошел прокаженных и направился к вождям сообщить это известие: Ефрем остановился на дороге, приложил руку к голове и задумался: сильная тревога овладела его сердцем. Он знал, что всех этих мужчин, женщин и детей, которые и без того уже находятся в сильном страхе, приближающаяся военная сила раздавит, как рой муравьев, когда на него наступит нога человека. Юноша опять начал молиться, прося Бога защитить и спасти евреев.

Во время молитвы он поднял глаза вверх и на вершине горы Цефон заметил красное пламя костра. Костер этот был зажжен финикиянами, чтобы умилостивить Ваала, бога северного ветра к сродственному им племени евреев и ожесточить против ненавистных египтян.

Но Ефрем веровал в могущество другого Бога и взглянул на небо; в это время месяц выплыл из-за тучи и Ефрем увидел, что светило ночи поднялось уже высоко и скоро склонится к закату.

И опять юношею овладело беспокойство: что, если море снова войдет в свои берега? Тогда евреи погибнут! Но нет, этого быть не может, Бог пощадит Свой народ.

Ефрем остался позади всех; ему хотелось скорее узнать о приближении неприятельских колесниц; и вот он приложил ухо к земле, надеясь на свой тонкий слух, но пока ничего не было слышно.

О, с какою радостью он отдал бы свою молодую жизнь для спасения народа!