Сирило Вильяверде - Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

Отказавшись от сюжетов, препарированных воображением, хотя бы и творческим, поэтическим, Вильяверде обращается к реальной кубинской действительности, пытаясь воссоздать исторически правдивую панораму народной жизни.

Роман Вильяверде в известном смысле историчен, хотя прямо отнести его к историческому жанру вряд ли возможно. Создание первой части романа почти совпадает по времена с теми событиями, которые в ней описаны. Автору не нужно было реконструировать историю — он сам был ее свидетелем. Он выступил как современник-летописец, а не как «археолог». В этом смысле он более близок Гальдосу с его «Национальными эпизодами» и аргентинцу Лугопесу («Война гаучо»), нежели Флоберу с его «археологическим» романом «Саламбо». Сам Вильяверде называет в качестве образцов исторического жанра, которым он пытался следовать, произведения Вальтера Скотта и Алессандро Мандзони.

Элемент исторической реконструкции возрастал по мере создания второй части романа, которую отделяют от первой четыре десятка лет творческой истории. Таким образом, историческая перспектива вырисовывалась все яснее и определеннее не в результате твердой авторской установки на воссоздание исторического прошлого, а из-за временных «ножниц», возникших вследствие длительного пребывания Вильяверде в эмиграции.

Роман Вильяверде может быть назван историческим лишь в том смысле, что автор его, выступая в основном в качестве художника-летописца, пытается заставить действовать своих вымышленных героев в реальной исторической обстановке и вместе с невымышленными персонажами. Эти две линии: одна — созданная поэтическим воображением художника, а другая — прочерченная историком-летописцем — должны были слиться воедино, и самый вымысел должен был бы восприниматься как нечто реальное и столь же достоверное (в художественном смысле), как сама действительность. В романе Вильяверде этот необходимый синтез (необходимый с точки зрения подлинного реализма) не всегда достигается. Иногда обе линии сливаются, порой только перекрещиваются, но затем расходятся, на каких-то участках повествования тянутся параллельно.

Сам Вильяверде, хорошо понимая недостатки своего реалистического романа (обусловленные отчасти особенностями его творческой истории), отметил, что ему не всегда удается «сохранить единство действия, выдержать естественный стиль» в масштабе всего произведения.

Правильнее было бы отнести роман Вильяверде к жанру костумбристского (бытописательского) романа.

Кубинская проза XIX века, так же как и поэзия, развивается в основном в романтическом русле. Но уже в недрах романтизма зарождаются реалистические тенденции. Свидетельством этих реалистических (не столько в смысле художественного метода, сколько в смысла «социализации» тематики) тенденций в известной степени является костумбристский роман. Элементы социальности и политической памфлетности отличают лучшие костумбристские произведения. К ним по праву можно отнести и роман Вильяверде «Сесилия Вальдес». Между прочим, о том, что в романе воспроизводится местный колорит, как бы заранее предупреждает подзаголовок — «Картины кубинских нравов».

Общественные отношения, сложившиеся на Кубе к тому времени, которое описывает Вильяверде, являли собой клубок острых социально-расовых противоречий, обусловленных особенностями исторического развития кубинской нации.

Известно, что завоевание и освоение сказочного острова было отнюдь не мирным предприятием. «Контакт» испанских колонизаторов с местным населением сводился к военным операциям белых против индейцев и к грабежу местных жителей в соответствии с так называемой энкомендарной системой [1] Система энкомьенды (исп. encomienda — букв.: «поручение») возникла как форма крепостной зависимости иидейского населения от испанских завоевателей. Помещик (энкомендеро) получал право не только на сбор дани, но и на безграничную эксплуатацию труда приписанных к нему индейских общин. . Наряду с опустошительным действием болезней, занесенных из Европы, тяжелыми условиями рабского труда туземцы испытывали на себе суровые кары со стороны завоевателей за самые пустячные проступки. В результате такой политики к концу XVI века (остров был открыт в октябре 1492 года) туземное население было здесь почти полностью истреблено, в связи с чем энкомьенда была заменена институтом негритянского рабства.

В первые годы испанской колонизации завоеватели пользовались большой самостоятельностью. Но уже через несколько десятков лет конкистадоры и колонизаторы-испанцы и их родившиеся в Америке потомки (так называемые креолы) были поставлены под жесткий контроль испанской военно-бюрократической машины.

Для представителей короны — чиновников и военных, родившихся в Испании, — креолы (hombres de nacion) были людьми второго сорта, низшей расой. Однако и для тех и для других еще более низкой расой, «дочеловеками» являлись «дикие негры» (negros bozales), поставляемые на внутренний кубинский рынок отечественными и иностранными работорговцами. Со временем создалась еще одна социально «низшая» прослойка — метисы, появившиеся в результате смешанных браков между белыми и неграми (так называемые мулаты), белыми и индейцами.

Таким образом, кубинское колониальное общество состояло из четырех основных социально расовых слоев: испанцев, белых креолов, метисов (главным образом мулатов) и негров; метисы и негры, родившиеся на Кубе, также назывались креолами.

С течением времени наметилась весьма определенная классовая дифференциация кубинского общества: класс эксплуататоров (помещики, чиновники, крупное духовенство из числа уроженцев метрополии), пополнившийся за счет креольского населения острова (помещики-скотоводы, колониальная интеллигенция), и класс эксплуатируемых, который составляли мелкие и средние крестьяне, ремесленники (испанцы, креолы, мулаты, свободные негры) и негры-рабы. В борьбе против испанского владычества медленно, но неуклонно развивались силы, которые цементировали кубинскую нацию. К началу 70-х годов XIX века, то есть к тому времени, когда Вильяверде еще работал над своим знаменитым романом, расовая дискриминация, значительно осложнявшая и без того острые классовые противоречия, цвела пышным цветом. И когда перестал действовать исторический фактор, определявший крайности дискриминационной политики, то есть когда был отменен институт рабства (во второй половине XIX века), второй фактор — географическая близость США — все еще продолжал действовать.

Заслуга Вильяверде как писателя и как общественного деятеля заключается прежде всего в том, что он сумел за расовыми противоречиями увидеть более глубокие, социальные конфликты.