Сирило Вильяверде - Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

— Я так и думал, — невозмутимо отозвался Маньеро. — Ты всегда любил кошачьи дела. А кто же, черт побери, этот человечек, которого ты величаешь доктором?

— Да разве ты его не знаешь?.. Доктор дон Томас де Монтес де Ока.

— Мне, помнится, называли это имя, но в лицо я его не видел. Фигура, прямо скажем, нелепая, и к тому же…

— Хороший врач и искусный хирург.

— Не дай бог попасть в его руки.

— Он лечит семью губернатора.

В это время среди лиц, которые стояли ближе к доктору, произошло движение, и тотчас же прекратились негромкие разговоры между теми, кто стоял поодаль. Падрон отнес каждого петуха в его клетку, а Вивес приветливо поздоровался с Лаборде, Кадавалем, Суритой, Молиной и Кордовой, обходя их всех по очереди, остановился наконец перед молодым негром, о котором мы уже упоминали, и, не подавая руки и не отвечая на приветствие, сказал ему:

— Тонда, ступай к секретарю за приказами.

Тут нам надлежит сделать некоторое отступление и сказать несколько слов по поводу Тонды. Это был негр, пользовавшийся особым покровительством губернатора Вивеса, который извлек его из рядов цветного ополчения, где тот дослужился уже до чина лейтенанта; после того, как. Тонда был произведен в капитаны и его величество король милостиво разрешил ему титуловаться доном и носить саблю, Вивес возложил на него обязанности по розыску цветных преступников в окрестностях города, должно быть потому, что нет того лютее, кто своих же собратьев бьет.

И в этом и во многих других случаях, которые можно было бы здесь привести, сказывались чутье и сноровка, облегчавшие Вивесу выбор нужных ему людей. Стоит ли добавлять, что избранник его вскоре же стал выделяться своей энергией, усердием и смелостью в раскрытии преступлений, а также в преследовании и поимке самих преступников. В этих столь трудных, сколь и опасных делах на помощь ему приходили его молодость и сила, представительная внешность и солидное образование, изящные манеры и большая сдержанность и, наконец, непоколебимое мужество, доходившее порой до безрассудной смелости. Благодаря этим качествам женщины восторгались им, а соплеменники причудливо наделяли его каким-то сверхъестественным превосходством над остальными людьми. И, как это часто случается с романтическими персонажами, народ прославил громкие подвиги храбреца в посвященных ему песнях и плясках и дал ему новое имя, которое до такой степени затмило подлинное имя негра, что и по сие время, спустя уже сорок лет, мы можем лишь сказать, что звали его Тонда.

Будучи исполнительным и преданным чиновником, он поспешил выполнить полученный приказ; для этого ему пришлось подняться со стороны крепостного двора в первый этаж губернаторского дворца. Политической канцелярией в ту пору руководил дон Хосе М. де ла Торре-и-Карденас. Он встретил Тонду с улыбкой, однако сесть ему не предложил и, едва ответив на его почтительное приветствие, ограничился сообщением о том, что прошлой ночью полицейский инспектор квартала Гуадалупе Барредо сообщил, будто на перекрестке улиц Манрике и Эстрелья было совершено чудовищное преступление и что его превосходительство повелел быстрее заняться этим делом, с тем чтобы можно было начать неустанное преследование виновника или виновников, пока они не будут пойманы и преданы суду, ибо губернатор твердо решил подвергнуть их примерному наказанию.

Между тем дошел черед до делегации плантаторов, и Маньеро, четко изложив суть дела, свел свою речь к тому, что по всем законам не подобает, чтобы бригантина «Велос», находящаяся сейчас в порту Гаваны, была объявлена призом, ибо, вопреки утверждению смешанной комиссии, хотя бригантина и перевозила груз, состоящий из негров, как свидетельствуют документы, составленные по всей форме, пришла она непосредственно не из Африки, а из Пуэрто-Рико, и даже если считать контрабандой торговлю рабами с первой из этих стран, то это не относится ко второй из них, которая, по счастью, как и весь остров Куба, принадлежит короне его величества короля Испании и Вест-Индии дона Фердинанда Седьмого, да хранит его господь.

Генерал Вивес улыбнулся и сказал просителю, чтобы тот представил ему памятную записку с изложенном всех доводов и со ссылками на факты, а он-де передаст ее в смешанную комиссию вместе с судовыми документами; губернатор сказал также, что получил уже сведения о случившемся из уст самого английского консула, который вместе с командиром британского фрегата лордом Кларенсом Пейджетом был у него до начала аудиенции. И не без некоторой строгости, которая чувствовалась и в голосе и в выражении лица, Вивес добавил:

— Я признаю, сеньоры, несправедливость и ущерб, причиняемые нам договором, по которому Англии, подлинному врагу наших колоний, предоставляется право осмотра наших торговых судов. Но министры его величества в своей высокой мудрости почли за благо подтвердить это право, а нам, верноподданным, остается только почтительно блюсти закон и повиноваться приказу августейшего монарха, да хранит его господь. И я полагаю, сеньоры, что если вы намерены уважать договор, то должны так или иначе и выполнять его. Тщетно притворяться, будто я не вижу того, чем вы занимаетесь изо дня в день (когда я говорю так, сеньоры, то не имею в виду лично вас, но всех тех, кто занимается работорговлей, кто вывозит негров из Африки): судя по всему, вы не остановитесь даже перед тем, чтобы снарядить экспедиции в Банес, в Кохимар, в Аркос-де-Капаси и даже в наш порт. Видимо, напрасно я приказал разобрать большие бараки на Пасео, ибо вы до сих пор ничему не научились и продолжаете ввозить негров к нам в крепость, убежденные, несомненно, в том, что для сбыта этого товара лучшего рынка и не найти. В такие минуты вы не вспоминаете о несчастном губернаторе, против которого английский консул мечет громы и молнии, ибо стоит только поступить сюда, пользуясь вашим выражением, мешку с углем, как англичанин, пронюхав об этом, сразу делается словно одержимым и начинает срывать на мне свое дурное настроение.

Итак, ступайте с богом и будьте в следующий раз более благоразумны. Кстати, по поводу благоразумия: вчера вечером пришел ко мне молодой приказчик из торгового дома и пожаловался на то, что у него на площади Сан-Франсиско среди бела дня отобрали мешок с деньгами, принадлежащий его хозяину. Можно ли совершить бóльшую неосторожность, чем идти по улице с деньгами напоказ, искушая дурных людей? Жаловался мне еще один, что вчера к вечеру двое негров с кинжалами остановили его возле статуи Карла III и ободрали как липку, захватив, кроме денег, часы и другие вещи. «Если бы у вас была хоть капля благоразумия, — сказал ему я, — вы бы не стали рисковать, проходя по такому пустынному месту, как Пасео, с наступлением темноты, то есть в такую пору, когда всякий преступник только и норовит совершить свои злодеяния. Берите пример с меня: я ведь не выхожу на улицу по ночам». Советую и вам, сеньоры: не попадайтесь в лапы англичан, тогда вы и экспедиции ваши спасете и не набросите тени на честь губернатора. Благоразумие — это первая из всех добродетелей на свете.