Рангея Рагхав - Я жду тебя

Пьяри лежала тихо и неподвижно…

Каджри притронулась к ее ноге. Нога была холодная…

— Накройте покойницу, — сказал кто-то.

Лицо Пьяри прикрыли простыней.

— Пойди созови всех, — приказала старуха одному из натов.

Тот побежал.

— Не плачь, Каджри. Для женщины нет большего счастья, чем умереть, положив голову на колени мужа. Ты видела ее лицо? Она совсем не боялась… — утешала старуха Каджри.

Пришел раджа. Взглянул на Пьяри и сокрушенно покачал головой.

Тело Пьяри понесли из шатра.

Сукхрам не плакал. Он молча следовал за процессией.

— Да будет свято имя твое, Рам!

— Назови святой ушедшую от нас!

Тело положили на погребальные доски. Разожгли костер, и огонь змейками потянулся кверху.

Сукхрам невидящим взором глядел на пламя, не понимая, что происходит.

— Сукхрам, твоя супруга нас покидает. Видишь, она горит! — крикнул раджа.

— Нет, раджа-джи, — послышался тихий голос Сукхрама, — она спит…

Люди со вздохом переглянулись. У некоторых на глазах показались слезы.

Пламя жарко полыхало. Высоко взметнувшиеся языки его охватывали своими щупальцами тело Пьяри. Огонь, источник жизни, стал символом смерти. Он опалил дневной свет и готов был сжечь все, что попадется на его пути. Пламя гудело, и гул его был слышен далеко вокруг…

Стало припекать, и люди отошли назад.

— Сукхрам, тебя спалит! — крикнул раджа. — Отойди!

— Зачем? — недоуменно спросил Сукхрам, не двигаясь с места.

Тогда раджа подошел к нему и силой оттащил от костра.

А бушующее пламя уже скрыло Пьяри от взоров людей.

— Огонь поглотил ее тело! — крикнул кто-то.

— Иди, освяти ей голову, — сказал ему другой.

Нат вышел вперед, налил немного топленого масла в деревянную ложку с длинной ручкой и вылил его в огонь, туда, где находилась голова Пьяри. Раздался легкий треск, и сразу же потонул в гуле пламени.

— Свершилось, — проговорил какой-то старик.

— Да, она уже достигла небес, — закивали люди.

— Кто остался жив, тот пусть живет.

— Когда-нибудь всем суждено уйти…

Раджа снова подошел к Сукхраму. Глаза его светились любопытством. Он хотел лучше узнать своего нового друга. Раджа никак не мог понять, почему до сих пор ни один мускул не дрогнул на лице этого человека. Разве он святой? Он очень любил эту женщину, об этом все говорили. Раджа пододвинулся вплотную к Сукхраму и заглянул ему в лицо. Оно было по-прежнему неподвижно и серьезно.

— Сукхрам! — окликнул раджа. — Почему ты не плачешь?

— Плакать? Зачем?

— Пьяри умерла…

— Нет…

— А кто здесь перед тобой?

— Пьяри.

— Она же в огне.

— Нет, раджа-джи, ты говоришь неправду.

— Сукхрам, она умерла.

— Нет!

— Ты не веришь?

— Не верю!

— Почему?

— Разве она может уйти и бросить меня?

— На то воля божья.

— Но ведь до сих пор между нами не стояла ничья воля?

Раджа вздохнул.

— Ты говоришь неправду, — ответил Сукхрам с прежней убежденностью. — Она всем может солгать, только не мне. Она мне верила. Откуда вам знать, что она любила меня еще тогда, когда я был совсем маленьким. Она играла на дороге в пыли, а когда я, проходя мимо, задевал ее, она плакала. Потом мы стали играть вместе. Когда она дразнила меня, я бил ее. Она плакала и кусалась. А когда умерли мои родители, она взяла меня к себе. Вы думаете, она может покинуть меня? Почему вы хотите уверить меня в этом? Зачем ей уходить? Разве она не хотела всегда быть со мной?

Сукхрам рассмеялся холодным, безжизненным смехом, который привел всех в трепет.

— Ты помнишь, — продолжал он, — сгорел дом Рустамхана? Помнишь, да?

— Да, помню, — ответил раджа, чтобы поддержать разговор.

— Ты хороший человек, — продолжал Сукхрам. — Ты все помнишь! Как я тогда испугался! Я подумал, Пьяри и Каджри сгорят в огне, и бросился туда. Но Каджри и Пьяри остались невредимы. Они не погибли. Пьяри в том огне не сгорела, Так неужели она сгорит здесь? Знаешь, что это?

— Смотри. Туда! — показал он рукой.

Раджа обернулся и остолбенел от ужаса.

У входа в шатер стояла Пьяри. Она улыбалась.

— Возлюбленный мой! — окликнула она его.

— Пьяри?! — только и смог вымолвить Сукхрам.

— Да, я здесь, — ответила Каджри дрожащим от слез голосом.

— Я ведь говорил, что Пьяри вернулась, но эти люди не верили мне, — смеялся Сукхрам. — А где же Каджри?

— Где?! — переспросила Каджри. — Она умерла.

Тогда Сукхрам пристально посмотрел на нее.

— Пьяри!!! — закричал Сукхрам и разрыдался. Он упал и стал биться головой о землю.

Наступила ночь; Сукхрам лежал в шатре. Голова его покоилась на коленях у Каджри.

— Кто здесь? — спросил он, когда сознание вернулось к нему.

— Я, Каджри.

Сукхрам притянул ее к себе и обнял.

— Каджри? Ты ведь не уйдешь, не покинешь меня? — тихо спросил он.

— Видишь, одному не под силу сровнять гору с землей. Только все люди могут совладать с горой, — сказала Каджри.

Когда Сукхрам спустился с гор, уже вечерело. Крестьяне пригнали скотину домой, и пыль, поднятая сотнями копыт, успела осесть. Пока он добрался до дома колдуна Чандана, уже стемнело. Он шел кружным путем, минуя деревенскую улицу. Чандан жил за околицей, он принадлежал к касте мусорщиков. Прямо у дома находилась деревенская свалка, на ней копошились свиньи. Рядом протекала сточная канава.

Если ненависть приходит к сильному, она оборачивается мужеством и отвагой. Когда ненависть пробуждается в слабом и немощном, она действует на него, как дурман. Пораженный ненавистью, он забывает обо всем. У него только одна цель — любым путем осуществить задуманное, чтобы потом можно было вволю насмеяться, удовлетворившись своей местью. Слабый всегда стремится отомстить чужими руками, сам он слишком труслив.

Сукхрам был зол и смел. Притаившемуся самолюбию непризнанного тхакура был нанесен удар. Ведь если разобраться, то Нироти уже сидел в тюрьме, Харнама убили, а против начальника полиции, несмотря на увертки писаря, было возбуждено судебное дело — об этом Сукхрам узнал еще по пути к Чандану от знакомой чамарки. И тем не менее он решил пойти к колдуну. Задетое самолюбие одержало верх и даже нашло благовидный предлог: отомстить за семью Кхачеры.

У Чандана было пять жен. Они работали на него не покладая рук. В его присутствии ни одна из них не смела заговорить. У каждой из жен были дети, которые в поте лица работали вместе с матерями. Но и Чандан не был доволен жизнью.

Ему было около шестидесяти, а выглядел он гораздо моложе. Выдавала его только седина на висках. Он носил плотно облегающие одежды, чтобы похвастать своим мускулистым телом. Его щетинистые черные усы под крупным мясистым носом грозно топорщились.

Чандан был человеком беззаботным, у него были свои представления о чести. Беря деньги в долг, он старался вернуть их без напоминания и в назначенный срок. Если же кто-нибудь из кредиторов обращался за долгом раньше, он считал это оскорблением.