Александр Звягинцев - На веки вечные

– Подсудимый Геринг, в 1941 году был разработан ряд директив и приказов о поведении войск на Востоке и об обращении с советским населением. В частности, имеется в виду директива, которая предоставляла немецким офицерам право без суда и следствия расстреливать любое лицо, подозреваемое в неприязненном отношении к немцам. Эта директива объявляла безнаказанность немецкого солдата за преступления, совершенные против местного населения.

– Этот документ не был непосредственно послан мне. Я своим войскам давал очень строгие указания в отношении поведения солдат.

– Я обращаю ваше внимание на дату этого документа. «Главная квартира фюрера, 13 мая 1941 года». Стало быть, больше чем за месяц до нападения Германии на Советский Союз? Уже тогда было разработано распоряжение о применении военной подсудности в районе «Барбаросса». И немецкому офицеру уже тогда было предоставлено право без суда и следствия расстреливать… Следующий документ, от 16 сентября 1941 года. Здесь указывается, что «за жизнь немецкого солдата, как правило, подлежат смертной казни пятьдесят – сто коммунистов. Способ казни должен увеличивать степень устрашающего воздействия». Об этом документе вы тоже не знали?

– Этот документ не нравился мне. Во время войны я слышал о нем, но…

– Пятьдесят – сто человек за одного немца?

– Сначала там стояло пять – десять человек, а потом фюрер сам изменил это число путем прибавления нуля.

– Щедро. Известно ли вам о директивах «Об обращении с советскими военнопленными»?

– Я должен сначала просмотреть их…

– Пожалуйста. Здесь говорится: «По совершающим побег военнопленным следует стрелять без предупредительного оклика».

– Я не знал об этом документе.

Голос Руденко стал еще жестче.

– Большинство этих преступных приказов и директив было издано еще до начала войны против Советского Союза, в порядке подготовки войны с Советским Союзом. Что доказывает: германское правительство и Верховное главнокомандование имели заранее обдуманный план уничтожения советского населения!

– Мы рассматривали борьбу с Советским Союзом как чрезвычайно жестокую борьбу, не существовало никаких международных конвенций по этому поводу…

– Подсудимый Геринг, вам известно об установке Гиммлера, которую он дал в 1941 году, на уничтожение 30 миллионов славян?

– Да, но это был не приказ, а всего лишь речь.

– Известен ли вам приказ Верховного главнокомандования о клеймении советских военнопленных?

– Как я вижу из документов, на этом совещании не присутствовало ни одного представителя от ВВС…

– Подсудимый, я интересуюсь простым фактом: известен ли вам этот приказ?

– Нет.

– Известно ли вам, что германское командование предписывало использовать советских военнопленных и гражданских лиц на работах по разминированию и переноске невзорвавшихся снарядов?

– Мне известно то, что пленные русские саперы использовались для расчистки минных полей. В какой степени для этого использовалось гражданское население, я не знаю.

– Известен ли вам приказ об уничтожении Ленинграда, Москвы и других городов Советского Союза?

– Я не получал приказа об уничтожении Москвы.

– У меня к вам, подсудимый, несколько заключительных вопросов. О так называемой теории «высшей» расы. Я ставлю перед вами только один вопрос. Только один! Вы обязаны ответить на него прямо. Согласны ли вы были с теорией «высшей» арийской расы и воспитанием немецкого народа в ее духе?

– Различия между расами я, безусловно, признаю… Но я никогда не заявлял, что ставлю одну расу в качестве расы господ выше другой. Я указывал только на различия между расами.

– Считаете ли вы себя, как второго человека в Германии, ответственным заорганизованные в государственных масштабах убийства миллионов ни в чем не повинных людей? Ответьте коротко: «да» или «нет»…

– Нет, так как я ничего не знал об этих убийствах и не приказывал их проводить.

– Вы, второй человек в государстве, обязаны были знать эти факты! Миллионы немцев знали о творившихся преступлениях, а вы не знали… Вы заявили здесь, что гитлеровское правительство привело Германию к расцвету. Вы и сейчас так считаете?

– Катастрофа наступила только после проигранной войны.

– Значит, до этого все делалось правильно?

Не дождавшись ответа, Руденко припечатал:

– Подсудимый Геринг, вы и ваши коллеги привели Германию к полному и абсолютному краху.

Потом обернулся к судьям и абсолютно спокойно сказал:

– Ваша честь, у меня больше нет вопросов к подсудимому.

«За последние месяцы немецкий народ испытал такие ужасные страдания и голод, что сообщение о самоубийстве Гитлера, избежавшего таким образом людского суда, не вызвало почти никакого интереса и даже не стало темой для разговоров. В то время народ находился в состоянии такой апатии и усталости, что у него оставалось только одно страстное желание – чтобы со всем этим было покончено раз и навсегда.

Однако многим немцам (и притом далеко не самым худшим из моих соотечественников) пришлось вынести еще одно испытание. Этим испытанием было жестокое открытие, что все огромные жертвы и беззаветная преданность войск были напрасными, что миллионы храбрых людей рисковали своей жизнью и погибали ради дела, которое, как теперь стало ясно, было нечестивым».

После эпических сражений с Паулюсом и Герингом, привлекших внимание всего мира, процесс словно решил несколько перевести дух и перешел вроде бы во вполне рутинное русло. Всем уже было ясно, что фултонская речь Черчилля суду ничем не грозит и он твердо намерен довести свое дело до конца. А предстоящие допросы Риббентропа сенсаций и особых разоблачений не сулили, всем было известно, что Риббентроп представляет из себя ныне довольно жалкое зрелище, и если на что способен, так это на бесконечную и бессмысленную ложь, которой он даже не старался придать видимость правдоподобия.

Однако у генерала Филина были на сей счет свои весьма основательные сомнения. Риббентроп, конечно, перепуган, способен лишь вилять и делать вид, что он ни к чему не причастен. Но по сведениям, поступающим от Гектора, на него давит Геринг, требуя, чтобы Риббентроп поставил в центр своего выступления так называемые секретные протоколы к договору о ненападении, который он подписал с Молотовым. Геринг, подавленный поначалу разгромом, который ему учинили Максвелл-Файф и Руденко, теперь снова налился злобой и вознамерился взять реванш руками Риббентропа. Он мечтает отомстить русским. Причем на сей раз его поддерживают и другие подсудимые. Риббентроп пока увиливает, мямлит, что этому договору придают какое-то особое внимание, но кто его знает, как все пойдет дальше… Тем более, что в дело могут вступить адвокаты, которые из-за чересчур джентльменского поведения председателя лорда Лоуренса, стали позволять себе черт знает что.