Бернард Корнуэлл - Перебежчик

Салли и Старбак бежали вниз по Франклин-стрит, наполовину защищенные зонтом в руках у Старбака, а потом укрылись в дверях булочной на углу Второй улицы, пока не показалась конка. Они втиснулись в не и заплатили за проезд до кладбища Шокоу.

— Может, они не пойдут в такую погоду в госпиталь? — предположила Салли. Она прижалась к Старбаку в мокром переполненном вагоне и смотрела на дождь через грязное стекло.

— Плохая погода не помеха добрым делам, — строго заметил Старбак.

Он не предвкушал ничего хорошего от этого дня и вечера, и даже полная энтузиазма Салли не могла примирить его со встречей с миром, который, как он думал, он оставил в далеком прошлом в Бостоне.

И всё же он не мог лишить Салли этой радости, и потому решил стерпеть все неудобства, какие мог доставить этот день, хотя по-прежнему не понимал, почему Салли так обрадовало приглашение Адама.

Едва ли это знала и сама Салли, хотя и осознавала, что Гордоны были семьей, а она смутно ощущала, что никогда не была членом семьи, во всяком случае, самой непримечательной, обычной семьи.

Она была дочерью конокрада и его женщины, двух переселенцев, возделывавших клочок твердой земли на высокогорье, а теперь стала шлюхой, причем и достаточно сообразительной, чтобы осознавать, что может взобраться добиться исполнения своих честолюбивых желаний, стоило ей только понять настоящую ценность предлагаемых ею услуг, но она также знала, что никогда не сможет стать частью простого, непритязательного и честного общества.

Салли, в отличие от Старбака, сентиментально считала, что наградой успеха является заурядность. Она выросла изгоем и стремилась к респектабельности, Старбак же вырос в приличной семье и получал удовольствие от того, что превратился в мятежника.

Джулия и миссис Гордон встретили их в узкой прихожей, где едва хватало места, чтобы снять мокрые плащ и шинель и повесить их на стойку с зеркалом, которую Старбаку и Салли пришлось обогнуть, чтобы войти в гостиную.

Весенний день был достаточно холодным, чтобы оправдать огонь в маленьком обитом железом камине, хотя кучка пылавших углей была так мала, что жар едва проникал за незамысловатую железную решетку.

Пол был застелен полосками крашеных хлопчатобумажных половиков, коврами для бедных, но всё вокруг сияло чистотой и пахло мастикой и щёлоком, что наводило Старбака на мысль, что именно привлекло Адама в дочери этой семьи, где всё указывало на честную бедность и простые ценности.

Сам Адам стоял возле рояля, другой молодой человек находился у окна, а преподобный Джон Гордон, миссионер, грелся возле маленькой кучки дымящихся угольков.

— Мисс Ройял! — поприветствовал он Салли с набитым пирогом ртом. — Простите меня, дорогая, — он вытер руку о подол рясы, поставил чашку с блюдцем на каминную полку и наконец протянув руку в знак приветствия. — Очень рад знакомству с вами.

— Сэр, — ответила Салли, растеряно опустившись в реверансе, вместо того чтобы пожать протянутую ей руку. В своем доме она знала, как встречать генералов и сенаторов, могла свести с ума самых видных докторов города и высмеивать остроты адвокатов, но здесь, перед лицом благопристойности, утратила всю свою уверенность.

— Очень рад знакомству с вами, — с искренней учтивостью повторил преподобный Джон Гордон.

— Уверен, вы знакомы с майором Фалконером? Так позвольте мне представить вам мистера Калеба Сэмуорта. А это мисс Виктория Ройял.

Салли, улыбнувшись, снова присела в реверансе и отошла в сторону, чтобы освободить место для Старбака, миссис Гордон и Джулии.

Последовали новые приветствия, а потом бледная и робкая горничная внесла очередной поднос с чашками чая, и миссис Гордон занялась чайником и ситечком.

Все единодушно решили, что погода стоит ужасная, самая что ни на есть худшая весна на памяти ричмондцев, а об армии северян, которая находилась где-то к востоку от города, никто не упомянул.

Преподобный Джон Гордон был тощим коротышкой с очень розовым лицом и лысиной, обрамлённой белыми пушистыми волосами. Другой мужчина спрятал бы столь безвольный подбородок под окладистой бородой, но миссионер брился начисто, похоже, его жене не нравились бородачи.

Как бы то ни было, миссионер выглядел таким мелким и беззащитным, а миссис Гордон — такой внушительной, что Старбак пришёл к выводу: именно она, а не он правит сим тесным курятником.

Миссис Гордон разлила чай и справилась у мисс Ройял о здоровье её тети. Салли ответила, что тётушке ни лучше, ни хуже, и тут, к большому её облегчению, вопрос о тёткиной болезни оставили в покое.

Миссис Гордон объяснила присутствие Калеба Сэмуорта тем, что он является владельцем фургона, на котором все они отправятся в госпиталь Чимборасо. При упоминании своего имени Калеб улыбнулся и уставился на Салли так, как умирающий от жажды может смотреть на далекий, но недосягаемый источник прохладной воды. Фургон, пояснил он, принадлежит его отцу.

— Вы, возможно, слышали о нас? «Сэмуорт и сын, бальзамировщики и гробовщики»?

— Увы, нет, — ответил Старбак.

Адам и оробевший Сэмуорт пригласили Салли посидеть вместе с ними у окна. Адам отодвинул большую кучу полотняных мешков, которые дамы этого дома, как и все ричмондские женщины, сшивали изо всех клочков старой материи, какую только могли найти.

Эти мешки относили на новые земляные укрепления Бабули Ли, наполняя их песком, хотя сколько времени эти укрепления могли противостоять полчищам северян, рвавшимся вперед от Форта Монро, никто сказать не мог.

— А вы присядьте здесь, мистер Старбак, — предложил преподобный Джон Гордон, поставив рядом с собой стул, а потом пустился в долгие сетования на проблемы, которые выход южных штатов из союза навлек на Американское общество распространения Писания среди бедных.

— Наша штаб-квартира, как вы понимаете, находится в Бостоне.

— Мистер Старбак прекрасно знает, где находится штаб-квартира общества, Гордон, — заметила миссис Гордон со своего престола, позади чайного подноса. — Он бостонец. Его отец даже является попечителем этого общества, не так ли, мистер Старбак?

— Да, это так.

— Один из попечителей, — подчеркнуто добавила миссис Гордон, — который в течении многих лет уменьшал жалование миссионеров.

— Матушка, — робко упрекнул свою жену преподобный Джон Гордон.

— Нет, Гордон! — миссис Гордон было не просто прервать. — Пока Господь позволяет мне говорить, я буду говорить, да, буду. Выход южных штатов для нас — просто благословение, потому что мы освободились от наших попечителей-северян. Господь, безусловно, так и намеревался поступить.

— У нас не было никаких вестей от правления в течение девяти месяцев! — обеспокоено пояснил преподобный Джон Гордон Старбаку.