Режин Дефорж - Голубой велосипед

Чтобы ухаживать за Леа было легче, Изабелла распорядилась уложить ее на первом этаже, на диване в кабинете отца. Такое решение заставило Леа улыбнуться. Она любила эту комнату с ее заставленными книжными шкафами стенами, с выходившей на самую красивую часть парка застекленной дверью. Оттуда можно было видеть виноградники и рощи.

В конце дня пришли попрощаться братья Лефевры. Она была с ними так нежна, так мягка, так кокетлива, что каждый из них ушел убежденным в том, что именно он избранник ее сердца.

— Тебе недостаточно бегать за Лораном, компрометировать себя с Франсуа Тавернье, флиртовать с Клодом и Матиасом, ты еще должна вскружить головы этим простофилям Лефеврам, — сказала присутствовавшая при этой сцене Франсуаза. — Ты просто…

— Дети, хватит ссориться! Франсуаза, твоей сестре плохо, она нуждается в отдыхе. Оставь же ее в покос, — строго сказала вошедшая в комнату мать.

Она присела рядом с Леа.

— Тебе еще больно?

— Чуточку. В ноге постреливает.

— Это нормально. Напомни мне вечером дать тебе успокоительное.

— Мамочка, как приятно болеть, если ухаживаешь ты…

Леа притянула к себе материнскую руку и поцеловала.

Взволнованная Изабелла ласково погладила руку Леа. Соединенные взаимной нежностью, мать и дочь долго не говорили ни слова.

— Правда ли то, что мне сказал отец?

Леа убрала руку и сразу замкнулась.

— Ответь мне. Верно ли, что ты хочешь выйти замуж за Клода д’Аржила?

— Да.

— Ты его любишь?

— Да.

— Мне эта любовь кажется слишком внезапной. Ты его не видела целый год. Может, я чего-то не знаю?

Страстное желание все рассказать, во всем признаться и получить утешение охватило Леа. Но она справилась с этим порывом: только бы не причинить горя матери, не разочаровать, успокоить.

— Да, — твердо выговорила она. — Я его люблю.

Лежа на заваленном газетами с отцовского стола диване, Леа через открытую дверь прислушивалась к окончанию передававшейся по радио речи Эдуарда Даладье.

«…Мы ведем войну, потому что нам ее навязали. Каждый из нас находится на своем посту на земле Франции, на земле свободы, где уважение человеческого достоинства нашло одно из последних своих убежищ. Вы объедините все свои усилия с глубоким чувством единства и братства ради спасения Отечества. Да здравствует Франция!»

Рядом с диваном, на низенькой скамеечке, сидел Клод д'Аржила. С рукой в гипсе на перевязи.

— Не будь этой проклятой руки, я показал бы бошам, на что способен французский воин.

— Ты сам виноват. Чего ради потребовалось тебе скакать сломя голову на несчастной старой кляче твоего дяди?

— Ты права, — жалобно произнес он. — Но я был так счастлив. Ты согласилась выйти за меня, и мне хотелось мчаться, кричать встречному ветру о моей радости быть любимым. Тобой!

— Бедняжка Клод, из нас вышла очаровательная парочка калек.

— Конечно, тебе это не понравится, но я, скорее рад этому глупому случаю. Другие твои поклонники уже уехали, а я получил возможность наслаждаться твоим обществом. Ты говорила еще раз с родителями о нашей свадьбе? Я все рассказал Камилле. Она сказала, что будет счастлива принять тебя в качестве сестры.

— Почему ты все ей выболтал? Я хотела, чтобы это оставалось между нами, пока папа не даст своего согласия! — с гневом воскликнула Леа.

— Но, дорогая… Камилла — моя сестра. Я всегда ей все рассказываю.

— Так вот, следовало бы помолчать.

— Какой сердитой ты выглядишь иногда… А умеешь быть такой мягкой!

— Совсем я не добрая! Не люблю, когда другие в курсе моих дел.

— Но Камилла — это не «другие».

— Ох, хватит. Ты мне надоел со своей Камиллой. Уходи, оставь меня одну!

— Леа…

— Уходи, я устала.

— Верно, я забылся. Как я груб! Извини меня… Скажи, ты меня прощаешь?

— Да, да!

— Спасибо, любимая. До завтра, — сказал Клод, беря руку, которую Леа неохотно ему протянула.

— Да, до завтра.

Вскоре после его ухода зашел Пьер Дельмас.

— Ну, как себя чувствует наша больная?

— Очень хорошо, папа. И все же быстрее бы это закончилось. По мне словно муравьи бегают.

— Потерпи, котеночек. Вспомни Киплинга…

— «Торопливость погубила желтую змею, возжелавшую проглотить солнце».

— Вижу, ты не забыла советы своего старика-отца. Применяй их на деле, и увидишь, как они верны.

— Не сомневаюсь, папочка, — вздохнула Леа.

Сев за письменный стол, Пьер Дельмас надел очки, переложил с места на место несколько бумаг, просмотрел газеты, выдвинул ящик, задвинул его, погрузился в созерцание потолка, потом встал и подошел к окну.

Словно разговаривая сам с собой и глядя в сад, он сказал:

— А дни становятся короче.

Леа внимательно всматривалась в массивный силуэт отца. Ей показалось, что его широкие плечи слегка ссутулились, что волосы еще больше побелели. Странно, он выглядел хрупким. Она усмехнулась этому наблюдению. Пьер Дельмас хрупкий? Он, способный рывком поднять бочонок и валить сосны их ландского леса столь же быстро и умело, как настоящий лесоруб?

— Папочка! — воскликнула она в порыве нежности.

— Да?

— Я тебя люблю.

— Любишь и хочешь меня оставить? — поворачиваясь и подходя к ней, выговорил он.

— Это не одно и то же.

Вздохнув, Пьер Дельмас опустился на низенькую скамеечку, хрустнувшую под его тяжестью.

— Ты уверена, что хочешь замуж за этого однорукого?

Упрямо опустив голову, Леа не ответила.

— Не с досады ли?

Вспыхнув, Леа встряхнула взлохмаченными волосами.

— Брак — вещь серьезная. Он связывает тебя на всю жизнь. Ты хорошо подумала?

Во что бы то ни стало, следует убедить отца, что она искренне влюблена в Клода, а «дело Лорана» — забытая детская выходка.

— Я мало знала Клода. Но встретив на празднике, поняла, что именно его и люблю. А по отношению к его кузену испытывала лишь чувство дружбы, которое спутала с любовью.

Пьер Дельмас смотрел на нее с сомнением.

— И все-таки в тот вечер у часовни ты мне показалась куда более искренней, чем сейчас.

Сердце Леа сжалось. Она испугалась, что у нее может недостать сил и дальше ломать комедию.

— В тот вечер у часовни я была утомлена, расстроена, сердита, что Лоран сам не известил меня о своем браке. А ведь я думала, что он в меня влюблен, мне было приятно кокетничать с ним. Мне безразлично то, что он женится. К тому же он так скучен, что я просто не понимаю, как Камилла его переносит.

— Я тоже так думаю. На мой взгляд, девушке вроде тебя больше подошел бы один из братьев Лефевров.

— Но, папочка, они всего лишь мои товарищи.

— Товарищи? Моя бедная девочка, ты совсем не разбираешься в мужчинах. Эта парочка сходит по тебе с ума, и они не одни такие… А теперь я пойду лягу. Спокойной ночи, мой котеночек.